(отрывки)

На следующий день после концерта или в тот же вечер сижу перед чистым листом бумаги. Ты слышал, теперь — суди. Как же за это приняться? Невидимый хор предшественников нашептывает советы.

«Говори о вещах то, чем они являются на самом деле»,— рекомендует Дидро. Мысль превосходная — осуществить же ее гораздо труднее. Так и должно быть. Мой учтивый собрат Эдмон Пайдлетон, критик, органист, дирижер, с присущим ему остроумием, резюмируя равные требования, набросал портрет критика «без страха и упрека». Вот он: «Музыкальный критик — это законченный артист, в совершенстве владеющий фортепиано, каким-либо струнным и духовым инструментом, а также ударными. Он глубокий знаток композиции и искусства дирижирования оркестром и хором, ибо постиг все это на практике. Музыковедение, история, психология, педагогика и, конечно, широкая общая культура неотделимы от него.

Последнее время мне часто вспоминается один из фельетонов Ильи Ильфа (может быть, написанный и в содружестве с Петровым – не упомню, грешным делом)… Там повествуется о том, как, будучи в опере, автор познакомился с соседом по партеру – необычайно умным и эрудированным старичком-меломаном, рассказавшим автору немало интересного как об опере вообще, так и о «Кармен», шедшей этим вечером, в частности. Старикан вполне очевидно наслаждался музыкой, смаковал каждую ноту – но вдруг, уже в самом финале, начал, немилосердно оттаптывая ноги соседям, неистово и злобно продираться к выходу. «Куда же вы»? – озадаченно спросил старика автор. – «Да я всё знаю, что дальше будет! – злобно огрызнулся тот. – Сейчас Хозе споёт: “арестуйте меня, перед вами – её убийца”, а потом за калошами в гардеробе не достоишься»!.. 

Итак, свершилось… «Родной мой, зачем тебе эта уродина? Я всё равно буду ждать тебя!» – исступлённо выплёскивается поклонница на страницах веб-сайта, посвящённого нашему герою. «Я люблю тебя по-прежнему, но дай вам Бог любви и
Милый такой... Вишенку кушает...

счастья!» – с не меньшей болью, но куда более великодушно сообщает
Милый такой... Вишенку кушает...
другая. Обожательницы реагируют по-разному, но факт
остаётся фактом: в прошлую субботу, 27 января, самый «попсовый» из всех академических певцов (или, если угодно, самый «классический» из всей «попсы»), молодой любимец публики Николай Басков сочетался законным браком с восемнадцатилетней Светланой – дочерью своего продюсера Бориса Шпигеля.

Я НЕСПРОСТА начал со своеобразной «анатомии» шоу-бизнеса, ибо говорить о герое этой статьи, Николае Баскове, с позиций оперы или классической музыки, было бы если не глупо, то, по меньшей мере, в корне неправильно. Ну, сыграет эстрадный оркестр разухабистую аранжировку одной из моцартовских мелодий – разве это повод «обмакнуть перья» для серьёзной критики? Просто стал очень нужен, ах, как нужен на нашем рынке "русский тенор"! Ведь пресловутые «новые русские» ныне уж не те, что в ранних анекдотах растопыривали пальцы и носили малиновые пиджаки. Они остепенились, «окультурились», и возжаждали «чисто такой конкретной культуры». Как в том анекдоте: дорогой, что это ты слушаешь? – спрашивает жена нового русского, входя в комнату, наполненную звуками музыки. – «Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского!» – отвечает тот. – Но почему на конверте диска написано “Led Zeppelin”? – удивлённо интересуется супруга. – «Ах, досада! – отвечает тот. – Я частенько их путаю»… – Так что, не в силах высидеть три часа в опере, они, тем не менее, желали бы при случае блеснуть “культурой” и эрудицией («А, как же, как же: “Песенка Герцога”! Или: “О, Пуччини! “Турандот!” Великолепно)!.. Или так, лениво: “после трудного дня люблю расслабиться под Моцарта”… В общем, своеобразной нише в рынке «топ-мидл-класса» давно уже был необходим молоденький, не толстый (славянская внешность – непременно!), сладкоголосо выпевающий «как бы классику», красивый такой паренёк.

...А уж "прессы" было предостаточно! Вот хотя бы несколько цитат: «Таких аншлагов на концертах в Кремле не было последние 30 лет»; «Под занавес уходящего тысячелетия золотой голос России, обладатель всех (обратите внимание: «всех»! – ни больше и не меньше) возможных титулов и наград Николай Басков»; «в проходах на полу Кремлёвского дворца сидели дамы в бриллиантах»… – это всё цитаты из «сочинений» экзальтированных столичных журналисток. Недостаточно? Вот ещё: «Великолепная «Un’ amore cosi grande», исполненная на чистейшем итальянском (с явным нижегородским акцентом! – К.В.) в сопровождении кремлёвского Президентского оркестра, тут же задала тон всему первому отделению… Сам Николай, оттеняя солнечный настрой музыки, одет в строгий чёрный фрак от Валентина Юдашкина и в чёрную же рубашку… В свой вариант итальянской песни Николай привнёс тот самый русский драматизм, наличие которого отмечают в его творчестве все западные музыкальные критики». Вот так: все западные критики, скопом, и всё тут. Пишут беззастенчиво; пишут всё, что придёт в голову – будто не было и нет в России настоящих оперных певцов высочайшего класса.

Оперный мир – это среда, удивительная сама по себе; в наши дни не являясь уже, как когда-то, частью некой одной (итальянской, в частности) национальной культуры, сообщество любителей оперы и оперных певцов давно превратилось в этакое наднациональное и (как ни крути!) всё же несколько эзотерическое сообщество. Но в России, в свете её новых свобод и непрестанных побед демократии, неискушенный обыватель, прочитав одну из редких заметок о какой-нибудь российской оперной звезде, ныне проживающей «там», за границей, нет-нет, да и задастся вопросом: «Ну, чего же им теперь-то не хватает»?

Итак, вновь – об «уехавших»; или, если угодно – «не вернувшихся». Имя им –легион, и счёт, вполне справедливо, открывается с гигантской фигуры Федора Ивановича Шаляпина.

Итак, один из вариантов: певец (певица) – прекрасный солист мирового уровня; такие «хозяину» очень нужны: ведь гастроли его труппы на Западе нуждаются в «именах»! И вот, пожалуйста: восторженные рецензии, успех у публики; западные агенты и импресарио не дремлют: увидев и услышав дарование действительно «звёздной» величины, они, с расторопностью Мефистофеля, наперебой протягивают свои контракты со всех сторон… И здесь возникает диалог с «хозяином». Я тебе нужен! – говорит худрук (читай: «ты мне нужен»); а дальнейший торг с «хозяином» – и, что важнее, с самим собой! – если даже и неуместен, то практически неизбежен.

Что получает артист в «плюс», продолжая службу хозяину? Очень хорошую зарплату (выплачиваемую, кстати, без малейших задержек); постоянные поездки с труппой за рубеж; частенько – содействие городских властей в получении хорошей квартиры.

Теперь рассмотрим другой вариант: та же звезда, но, вопреки уговорам (или, не дай Бог! – угрозам) шефа «оставшаяся» на Западе.

Почему солисты оперы столь безудержно стремятся на Запад? – резонов здесь немало. Во-первых, это география: полёт из Москвы или Петербурга в практически любой город Европы забирает такое количество времени, что об отдыхе между спектаклями дома не может быть и речи; нелегка порой адаптация от морозного климата к гораздо более мягкому европейскому; проживание в горах или у моря – тоже не последнее дело для музыканта, чья сила – в его бронхах и связках...

Во-вторых, «сказка» о вовремя заменившем заболевшего солиста певце и ставшим наутро если не знаменитым, но куда более «котирующемся», остаётся реальностью и сегодня.

Ещё жизнь в Европе подразумевает куда как большую профессиональную активность: ибо, помимо отелей, питания, гардероба, основавшийся на Западе музыкант должен ежемесячно платить за квартиру (дом), телефон, медицинскую и автомобильную страховки, электричество и газ. На до ли говорить, что размеры этих обязательных выплат на несколько порядков превосходят российские и выплачиваются не в рублях? Уехавший артист не пользуется льготами и пособиями, предусматриваемыми для «обычных» эмигрантов; в материальном плане ему приходится рассчитывать только на себя. А профессиональная активность – это и непрестанное выучивание новых ролей и произведений. Если какая-нибудь западная Ольга в «Онегине» споёт, вместо: «Ах, Владимир! Какой ты странный…» – нечто вроде: “А, Вльядьемирь! Како ти сраный…” – русский лишь добродушно ухмыльнется. Но с итальянцами или немцами подобный номер уже не пройдёт, и вокалист самого высокого ранга, владеющий итальянским на уровне нижнеурюпинской трижды краснознамённой высшей школы языкознания, больше никогда контракта в итальянской опере не получит. Оперные партии готовятся со специалистами, не только в совершенстве знающими язык оперы – итальянский, французский, немецкий – но и хорошо знакомыми с традицией исполнения этих опер, не один год поработавшие на постановках с дирижёрами-«корифеями» и прекрасно ориентирующиеся в стиле данной музыки.

А один выпускник Ленинградской консерватории по фамилии Жеребцов, например, работает в лиссабонском оперном театре «Сан-Карло» артистом хора, и очень счастлив: хор считается лучшим в Португалии (поступают в него по конкурсу из нескольких туров, исполняя арии композиторов разных времен). Хормейстер Жоао Паоло Сантуш является превосходным музыкантом-пианистом (записавшим несколько дисков соло, а также и в качестве аккомпаниатора с певицей Терезой Берганца). Он ездит на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон», а если на репетиции он слышит фальшивую ноту, то немедленно швыряет стул в провинившегося хориста. Жеребцов доволен: консерваторская школа дала ему достаточную школу, чтобы не опасаться запущенного в него стула, а португальский климат позволил навсегда избавиться от мучавших его бронхитов. Опять-таки; профсоюзы, социальное страхование… Сегодня он, помимо работы в хоре, поёт небольшие партии в опере, выступает в концертах и, в плане социальном, вполне твёрдо стоит на ногах, испытывая то состояние, которое советская пресса когда-то приписывало каждому советскому человеку, то есть уверенность в завтрашнем дне.