Я НЕСПРОСТА начал со своеобразной «анатомии» шоу-бизнеса, ибо говорить о герое этой статьи, Николае Баскове, с позиций оперы или классической музыки, было бы если не глупо, то, по меньшей мере, в корне неправильно. Ну, сыграет эстрадный оркестр разухабистую аранжировку одной из моцартовских мелодий – разве это повод «обмакнуть перья» для серьёзной критики? Просто стал очень нужен, ах, как нужен на нашем рынке "русский тенор"! Ведь пресловутые «новые русские» ныне уж не те, что в ранних анекдотах растопыривали пальцы и носили малиновые пиджаки. Они остепенились, «окультурились», и возжаждали «чисто такой конкретной культуры». Как в том анекдоте: дорогой, что это ты слушаешь? – спрашивает жена нового русского, входя в комнату, наполненную звуками музыки. – «Первый концерт для фортепиано с оркестром Чайковского!» – отвечает тот. – Но почему на конверте диска написано “Led Zeppelin”? – удивлённо интересуется супруга. – «Ах, досада! – отвечает тот. – Я частенько их путаю»… – Так что, не в силах высидеть три часа в опере, они, тем не менее, желали бы при случае блеснуть “культурой” и эрудицией («А, как же, как же: “Песенка Герцога”! Или: “О, Пуччини! “Турандот!” Великолепно)!.. Или так, лениво: “после трудного дня люблю расслабиться под Моцарта”… В общем, своеобразной нише в рынке «топ-мидл-класса» давно уже был необходим молоденький, не толстый (славянская внешность – непременно!), сладкоголосо выпевающий «как бы классику», красивый такой паренёк.

...А уж "прессы" было предостаточно! Вот хотя бы несколько цитат: «Таких аншлагов на концертах в Кремле не было последние 30 лет»; «Под занавес уходящего тысячелетия золотой голос России, обладатель всех (обратите внимание: «всех»! – ни больше и не меньше) возможных титулов и наград Николай Басков»; «в проходах на полу Кремлёвского дворца сидели дамы в бриллиантах»… – это всё цитаты из «сочинений» экзальтированных столичных журналисток. Недостаточно? Вот ещё: «Великолепная «Un’ amore cosi grande», исполненная на чистейшем итальянском (с явным нижегородским акцентом! – К.В.) в сопровождении кремлёвского Президентского оркестра, тут же задала тон всему первому отделению… Сам Николай, оттеняя солнечный настрой музыки, одет в строгий чёрный фрак от Валентина Юдашкина и в чёрную же рубашку… В свой вариант итальянской песни Николай привнёс тот самый русский драматизм, наличие которого отмечают в его творчестве все западные музыкальные критики». Вот так: все западные критики, скопом, и всё тут. Пишут беззастенчиво; пишут всё, что придёт в голову – будто не было и нет в России настоящих оперных певцов высочайшего класса.

Оперный мир – это среда, удивительная сама по себе; в наши дни не являясь уже, как когда-то, частью некой одной (итальянской, в частности) национальной культуры, сообщество любителей оперы и оперных певцов давно превратилось в этакое наднациональное и (как ни крути!) всё же несколько эзотерическое сообщество. Но в России, в свете её новых свобод и непрестанных побед демократии, неискушенный обыватель, прочитав одну из редких заметок о какой-нибудь российской оперной звезде, ныне проживающей «там», за границей, нет-нет, да и задастся вопросом: «Ну, чего же им теперь-то не хватает»?

Итак, вновь – об «уехавших»; или, если угодно – «не вернувшихся». Имя им –легион, и счёт, вполне справедливо, открывается с гигантской фигуры Федора Ивановича Шаляпина.

Итак, один из вариантов: певец (певица) – прекрасный солист мирового уровня; такие «хозяину» очень нужны: ведь гастроли его труппы на Западе нуждаются в «именах»! И вот, пожалуйста: восторженные рецензии, успех у публики; западные агенты и импресарио не дремлют: увидев и услышав дарование действительно «звёздной» величины, они, с расторопностью Мефистофеля, наперебой протягивают свои контракты со всех сторон… И здесь возникает диалог с «хозяином». Я тебе нужен! – говорит худрук (читай: «ты мне нужен»); а дальнейший торг с «хозяином» – и, что важнее, с самим собой! – если даже и неуместен, то практически неизбежен.

Что получает артист в «плюс», продолжая службу хозяину? Очень хорошую зарплату (выплачиваемую, кстати, без малейших задержек); постоянные поездки с труппой за рубеж; частенько – содействие городских властей в получении хорошей квартиры.

Теперь рассмотрим другой вариант: та же звезда, но, вопреки уговорам (или, не дай Бог! – угрозам) шефа «оставшаяся» на Западе.

Почему солисты оперы столь безудержно стремятся на Запад? – резонов здесь немало. Во-первых, это география: полёт из Москвы или Петербурга в практически любой город Европы забирает такое количество времени, что об отдыхе между спектаклями дома не может быть и речи; нелегка порой адаптация от морозного климата к гораздо более мягкому европейскому; проживание в горах или у моря – тоже не последнее дело для музыканта, чья сила – в его бронхах и связках...

Во-вторых, «сказка» о вовремя заменившем заболевшего солиста певце и ставшим наутро если не знаменитым, но куда более «котирующемся», остаётся реальностью и сегодня.

Ещё жизнь в Европе подразумевает куда как большую профессиональную активность: ибо, помимо отелей, питания, гардероба, основавшийся на Западе музыкант должен ежемесячно платить за квартиру (дом), телефон, медицинскую и автомобильную страховки, электричество и газ. На до ли говорить, что размеры этих обязательных выплат на несколько порядков превосходят российские и выплачиваются не в рублях? Уехавший артист не пользуется льготами и пособиями, предусматриваемыми для «обычных» эмигрантов; в материальном плане ему приходится рассчитывать только на себя. А профессиональная активность – это и непрестанное выучивание новых ролей и произведений. Если какая-нибудь западная Ольга в «Онегине» споёт, вместо: «Ах, Владимир! Какой ты странный…» – нечто вроде: “А, Вльядьемирь! Како ти сраный…” – русский лишь добродушно ухмыльнется. Но с итальянцами или немцами подобный номер уже не пройдёт, и вокалист самого высокого ранга, владеющий итальянским на уровне нижнеурюпинской трижды краснознамённой высшей школы языкознания, больше никогда контракта в итальянской опере не получит. Оперные партии готовятся со специалистами, не только в совершенстве знающими язык оперы – итальянский, французский, немецкий – но и хорошо знакомыми с традицией исполнения этих опер, не один год поработавшие на постановках с дирижёрами-«корифеями» и прекрасно ориентирующиеся в стиле данной музыки.

А один выпускник Ленинградской консерватории по фамилии Жеребцов, например, работает в лиссабонском оперном театре «Сан-Карло» артистом хора, и очень счастлив: хор считается лучшим в Португалии (поступают в него по конкурсу из нескольких туров, исполняя арии композиторов разных времен). Хормейстер Жоао Паоло Сантуш является превосходным музыкантом-пианистом (записавшим несколько дисков соло, а также и в качестве аккомпаниатора с певицей Терезой Берганца). Он ездит на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон», а если на репетиции он слышит фальшивую ноту, то немедленно швыряет стул в провинившегося хориста. Жеребцов доволен: консерваторская школа дала ему достаточную школу, чтобы не опасаться запущенного в него стула, а португальский климат позволил навсегда избавиться от мучавших его бронхитов. Опять-таки; профсоюзы, социальное страхование… Сегодня он, помимо работы в хоре, поёт небольшие партии в опере, выступает в концертах и, в плане социальном, вполне твёрдо стоит на ногах, испытывая то состояние, которое советская пресса когда-то приписывало каждому советскому человеку, то есть уверенность в завтрашнем дне.

Однажды я стал свидетелем интересной сцены. Дирижер Марк Эрмлер, приехавший в Буэнос-Айрес дирижировать «Пиковой», вручил замечательному нашему певцу, выдающемуся тенору Владимиру Атлантову письмо, которое привёз из Москвы. Атлантов развернул и принялся читать вслух: «Уважаемый господин Атлантов; дорогой Володенька! Радуемся, следим за твоими успехами – к сожалению, только на видео или в записи. Умоляем, приезжай! В любое время – для бенефиса из спектаклей, или просто сольного концерта»… Не дочитав, Атлантов скомкал письмо и швырнул в угол. – «Ну, а что передать? – невозмутимо спросил Эрмлер. – Меня просили привезти ответ»… – «Вот так и передай»… – равнодушно ответил Атлантов.

На следующий день у нас было интервью, и я не преминул спросить Владимира Андреевича о причинах такой вот, скажем, странной реакции. «Понимаешь… – сказал он. – Я отдал Большому театру лучшие свои годы и лучшие силы. Затем меня оттуда просто нагло, по-хамски выперли. А теперь, в связи с «перестройкой», приезжать, когда я далеко уже не мальчик, и что-то там показывать, доказывать кому-то?! Ведь люди-то там всё те же и сидят! Ничего ведь не изменилось»!..

…Иоганн Себастьян Бах, как известно, при всей своей плодовитости и разносторонних музыкальных пристрастиях, не оставил ни одного опуса только в одном жанре: маэстро не написал ни одной оперы. Кантор церкви Святого Фомы намного опередил время в своих сочинениях – и, как знать: быть может, он просто предвидел пути развития постановочного искусства на много лет вперёд?..

Опера, поначалу благополучно (но недолго) существовавшая без режиссёров вообще, первую инъекцию дурного вкуса получила в Париже восемнадцатого века; возникший тогда жанр “гранд-опера” подразумевал не только обязательные протяжённые балетные вставки, но и необычайную пышность, помпезность и дороговизну постановки: без всего этого стало “скучно”. История, как известно, всегда повторяется в виде фарса: и эпоха в истории советской оперы, сталинская “гранд-опера”, частенько ещё и с переписанным в соответствии с “Кратким курсом истории ВКП(б)” либретто, убеждает в том ещё раз.

И вот, широко рекламируемый (и кстати, благодаря активной поддержке московского мэра Юрия Лужкова, далеко не нищий) ансамбль “Новая опера”, как и следует из названия, преподносит нам хорошо забытые вампучные зрелища (смелыми “режиссёрскими находками”, в лучшем случае, почти дотягиваясь до новинок времён Пролеткульта); в других театрах постановкой опер занялись артисты балета (прекрасные, между прочим, танцовщики!); в петербургской Мариинке некий художник-оформитель, всю жизнь работавший в кино, вдруг подрядился сделать новую постановку “Бориса” за десять дней – в результате опера пошла в концертном исполнении…

Бывает, что в дирекции оперы вдруг возникает некий персонаж, заявляя, что театру позарез необходимо поставить (или “переставить”) ту или иную оперу, и готовый осуществить эту задачу. – “А где ж взять деньги”? – уныло вздыхает оперное начальство. – “А у меня спонсор есть!” – обрадованно восклицает пришедший, и тут же приступает к работе. Ни образование гостя, ни – тем более! – его постановочные концепции и идеи никого не волнуют.