МЕЙЕРБЕР был, бесспорно, первоклассным музыкантом и крупным театральным гением. Первого не оспаривает никто, даже враги: даже Вагнер с "искреннейшей радостью и неподдельным восторгом" пишет в той же " Опере и драме" об "отдельных чертах известной любовной сцены IV акта "Гугенотов" и особенно о чудной мелодии в Ges-dur, вырастающей как благоуханный расцвет ситуации захватывающей блаженной болью человеческое сердце и принадлежащей к очень немногим и несомненно, законченнейшим произведениям этого рода". Следовательно, споры возникают не о факте наличия таланта, а, так сказать, о том употреблении, которое дал Мейербер своему большому музыкальному дарованию.

И тогда именно ставят в вину Мейерберу чаще всего театральность.

ВЛИЯНИЕ Мейербера на современных ему композиторов было значительно: его не избегли даже хулители. И "Риенци", и "Летучий голландец", и даже "Тангейзер" Вагнера обнаруживают огромное количество "мейерберизмов". А это красноречивее всего другого свидетельствует о том, что при кажущейся художественной беспринципности и в известной мере бесспорном эклектизме Мейербер создал в музыкальном театре свой стиль большой помпезной "обстановочной" оперы с характерной драматургической композицией и индивидуальными оркестровыми приемами. Чем же объяснить исступленную вражду к Мейерберу, которую питали Вагнер, Шуман и многие другие музыканты и которая впоследствии привела к компрометации всего мейерберовского дела? По-видимому, здесь действует не только разница художественных убеждений, но и более глубокие причины.

У нас на сайте вот уже не первый, не второй и не третий раз (начиная, наверное, с самой давнишней публикации на затронутую тему) поднимается всё та же тема - оперные извраще... то есть, оперные режиссёры (в последнее время, увы, эти понятия очень сблизились). 
До каких пор?.. - Ну, видимо, до тех времён, когда очевидное возмущение читателей, авторов и критиков со всего света не достигнет своей цели - то есть, не оставят хоть какого-то отпечатка в головах людей, "управляющими" оперой.
Мы представляем интересы не узенькой клаки псевдо-"творцов" от оперы - но подлинных любителей, знатоков и ценителей этого жанра.
Так что и публикации наши будут продолжаться до тех пор, пока здравый смысл в опере не восторжествует, а "коммерсанты" от оперы, увидев, что деньги меломанов оседают не в кассах "вверенных им" театров, а в магазинах, что торгуют историческими аудио и видеозаписями, не вернутся на путь - пусть не всегда талантливых, но хотя бы нормальных постановок оперы.

"Пиковая дама означает тайную недоброжелательность"

Избавиться от наваждения "Пиковой дамы", преодолеть притяжение оперы Чайковского не под силу даже гениальному композитору. Преодолеть ее магию (но не влияние!) Прокофьеву все же удалось в опере "Игрок".
Он превзошел "Пиковую даму" Чайковского по эмоциональному напряжению и экспрессии. Однако в силу многих причин прокофьевский "Игрок" не стал таким же бесспорным вневременным шедевром, как опера Чайковского. На "Игроке" лежит четкая печать времени создания - эпохи экспрессионизма 20-х годов ХХ века, со всеми его достоинствами и издержками. Эмоциональный "перехлест" музыки, сохраняющийся на всем протяжении оперы, в конце концов, утомляет, и даже портреты трагикомических персонажей, выписанные яркими комическими красками, не создают необходимого контраста в мрачной палитре "Игрока".

"Герман"

Мы сосредоточимся на анализе развернутой музыкальной пьесы, посвященной Герману. Она представляет собой уникальную "микросимфонию". Ее образная и эмоциональная насыщенность, парадоксальное сочетание "несовместимых" жанров, стремительность драматического развития, "спрессованность" времени и высокая концентрация мысли - уникальны. Пьеса Прокофьева могла бы стать масштабной симфонией или романтической поэмой в духе Листа или Чайковского так же, как и повесть Пушкина, несправедливо разжалованная Белинским в чин "мастерского рассказа", могла бы превратиться в обширный роман. Способность музыки предельно спрессовывать время или разрежать его в пространстве по-разному проявлялась в творчестве композиторов прошлого. Концентрировать время в музыке гениально удавалось, в первую очередь, Моцарту, а растягивать "до бесконечности" - Вагнеру. Прокофьев же совместил эти свойства музыки в одной небольшой пьесе. О ней можно сказать словами Моцарта: "здесь ровно столько нот, сколько нужно".

"Лиза"

"Она была самолюбива, живо чувствовала свое положение и глядела кругом себя - с нетерпением ожидала избавителя".

Итак, Лизавета Ивановна, как и Германн, бедна и зависима. Германн в ее жизни - лишь случайность, возможный избавитель от унизительной зависимости. Стало быть, цели у них одинаковые, и любовь здесь была бы неуместной. Пушкин заменяет ее интригой. Лизавета Ивановна и Германн, скорее, товарищи по несчастью. В конце концов, ее судьба после встречи с Германном складывается вполне благополучно. Она выходит замуж "за очень любезного молодого человека". Пушкин пишет о Лизавете Ивановне с явным сочувствием и симпатией. В повести есть несколько ее словесных портретов, где автор явно любуется ею.

таинственная эпидемия угрожает "королевским инструментам" Европы 

Таинственная эпидемия "органных болезней" может заставить умолкнуть многие величайшие инструменты Европы. Поскольку органы уже давно ценятся не только в качестве музыкальных инструментов, но и носителей истории и культуры, Европейский Союз учредил специальное исследование инструментов, голоса которых ныне внезапно оказались под угрозой.

 "Органы были персональными компьютерами своего времени - наиболее сложными созданиями человеческих рук, - говорит Карл Йоган Бергштен, инженер-исследователь и органист из шведского Гётеборгского Университета. - Они соединяли столько различных дисциплин - как научных, так и из области искусства, что это само по себе делает орган центральной фигурой, без которой невозможно обойтись в общем культурном наследии Европы."

Г-н Бергштен возглавляет команду химиков, металлургов, историков музыки и других экспертов, которые получили финансовую поддержку от ЕС для комплексного исследования проблемы, из-за которой органные трубы инструментов по всей Европе стремительно коррозируют. Проблема получила название COLLAPSE - аббревиатура от "Corrosion of Lead and Lead-Tin Alloys of Organ Pipes in Europe" ("Коррозия свинцовых и свинцово-оловянных сплавов органных труб в Европе").

В конце марта в Берлине разгорелся скандал. Точнее - в Берлинской Штаатсопер, на премьере новой постановки вагнеровского "Парсифаля" кинорежиссёром Берндом Айхингером, превратившим оперную сцену в некое подобие кинопроекционного зала с множеством экранов, пиротехнических эффектов и коллекцией самых пёстрых нарядов всех времён и народов. Сдобрено действо было абсолютно статичной и невыразительной работой актёров. Мы предлагаем вам обзор события по материалам западной прессы.

Это - один из знаменитейших оперных театров мира, который всегда наполнялся самыми прекрасными голосами Музыки - но звуки, раздававшиеся в тот вечер в Штаатсопер Берлин, были совсем иного свойства. Новая постановка вагнеровского "Парсифаля" была почти "сдута" со сценами криками "Бу-у-у!", а часть покидавших театр зрителей громко кричала: "провинциальный театр!"

"Интересно, когда у них иссякнет фантазия?" - подумала я, разглядывая афишу с очередной программой камерного оркестра "В-А-С-Н". Программа производила странное впечатление: будто кто-то составил список мелодий, случайно услышанных в течение дня. Телевизор, радио, компьютер, проигрыватель со старыми пластинками у соседа-меломана…

Существование того или иного культурного феномена всегда объясняют - или, по крайней мере, стараются объяснить - определёнными условиями: сложившейся культурной средой, геополитическими, историческими факторами. Финансами, наконец. И в этом смысле Екатеринбургский муниципальный камерный оркестр "В-А-С-Н" - чудо чистейшей воды, сказочный цветок, который невесть каким образом вырос на холодном бетоне мегаполиса. И растёт вопреки капризам среднеуральского климата, хроническому безденежью и всевозможным неурядицам.

Недавняя постановка "Воццека" Альбана Берга в Израильской опере пробудила желание еще раз исследовать генезис гениальной оперы.

Достаточно большое количество оперных шедевров создавалось на основе столь же выдающихся литературных произведений, и "Воццек" здесь - не исключение. Георг Бюхнер, автор литературного первоисточника, как и многие другие гениальные художники, прожил мало - всего двадцать шесть лет. Он так и не успел закончить свою пьесу, оставив нам 27 сцен, повествующих о реальных событиях, выхваченных наблюдательным автором из криминальной газетной хроники. Поэтому сама пьеса представляет собой некий лаконичный коллаж реалистических (даже натуралистических) эпизодов из жизни ничем не примечательного персонажа. Однако история солдата пережила свое время, потому что истории любви, ревности, художественные описания нравственных терзаний униженной и оскорбленной души человеческой - вечны.