Второе требование: не должно быть никаких побочных эпизодов, никаких второстепенных действующих лиц.

Не надо забывать, что оперное амплуа не вполне совпадает с амплуа драматического театра. В драматическом театре есть амплуа резонера, который излагает мысли автора. Стародум у Фонвизина слишком неинтересен для современного зрителя, но его просветительские тирады очень звучны и в XVIII веке звучали очень актуально.

Шиллеровский маркиз Поза также не весьма действенен, но его монологи с призывами к гуманности, терпимости, свободе звучали по-боевому. В опере же фигура резонера – это мертвое место, ибо в резонере всегда много того интеллектуализма, который в опере не может быть воплощен.

Далее я хотел бы остановиться на проблеме арии. Наши оперные драматурги и композиторы зачастую склонны рассматривать арию просто как песню, обладающую лирической силой, но не имеющую прямого отношения к действию. Такая песня не раскрывает ситуации, не дорисовывает характера.

Само собой разумеется, что песенка герцога в “Риголетто” – это не просто эффектная бисовая ария. Песенка герцога есть прежде всего метод характеристики. И очень любопытно, что Верди при жизни резко возражал против исполнения этой арии на концертной эстраде, указывая на то, что это не самодовлеющий номер, а штрих в портретной характеристике герцога – ренессансного эпикурейца.

Те, кто защищают мелодраму в противовес трагедии, обычно сомневаются, мыслимо ли подлинно советское произведение, которое будет заканчиваться трагической гибелью героя? Совместимо ли это с оптимизмом?
При этом путают оптимизм философский с оптимизмом фабульным. “Кармен” заканчивается трагической гибелью и Кармен, и Хосе. Однако, когда в последний раз прозвучит фа-диез-мажорный аккорд, никто из нас не уносит из театра ощущения безысходной скорби. Когда гибнет Гамлет на руках Горацио, когда звучит траурный марш из “Гибели богов”, когда гибнут Ромео и Джульетта, – у зрителя не возникает ощущения пессимистической безвыходности, ибо фабульная трагическая развязка здесь соединена с глубоким философским оптимизмом. Да, герои гибнут, но гибнут ради торжества общего дела, ради торжества новых нравственных принципов.

Отгремел полувековой юбилей Лирик-опера со всеми сопутствующими этому событию атрибутами: поздравлениями, шумихой в СМИ, грандиозным гала-концертом, банкетом... Отгремел юбилей, сейчас в разгаре жаркое чикагское лето, но пройдут всего каких-нибудь два месяца, и Лирик-опера откроет свой новый, пятьдесят первый сезон. Эта статья посвящена обзору спектаклей будущего сезона. В репертуаре театра - восемь опер.

"Манон Леско" Пуччини

Действующие лица и исполнители:

Манон Леско - Карита Маттила
Леско, сержант королевской гвардии, ее кузен - Кристофер Фейгум
Кавалер Рене де Грие, студент - Владимир Галузин
Жеронт де Равуар, государственный казначей - Дейл Трэвис

Моцарт, "Волшебная флейта"

Действующие лица и исполнители:
Зарастро - Франц-Йозеф Селиг
Тамино - Майкл Шаде
Царица ночи - Корнелия Гетц (дебют), Александра Курзак (дебют 11 и 17 января 2006 г.)
Памина - Ребекка Эванс
Папагено - Джонатан Лемалу (дебют)

Р. Штраус, "Кавалер роз"

Действующие лица и исполнители:
Октавиан, юный аристократ - Сьюзэн Грэхем
Маршалина, княгиня Верденберг - Анне Шваневилмс (дебют)
Софи - Камилла Тиллинг (дебют), Офелиа Сала (дебют 13 февраля и 8 марта 2006 г.)
Барон Окс - Франц Хавлата

Юбилейный сезон израильской оперы позади - и меломаны, и артисты могут вздохнуть с облегчением: суета, связанная с событием миновала, оставив лёгкое чувство разочарования и досады. Праздник, которого ждали, во многом обернулся потерями и откровенными творческими неудачами. Пожалуй, только две из шести постановок можно отнести к достижениям театра, да и то с некоторыми оговорками - ведь ни одна из этих продукций не является собственностью израильской оперы - дзефиреллиевские "Паяцы" и висбаденская постановка "Воццека" были возобновлениями, причём не своих, а взятых напрокат спектаклей. Оригинальная постановка "Путешествия на край тысячелетия" стала лишь музыкальным событием, явив при этом целый ряд просчётов сценического порядка, типичных для этого театра. Впрочем, об этом уже писали... 

Артюр Онеггер

Мы уже обращались на нашем сайте к литературному наследию Артюра Онеггера.
Эта беседа композитора с Бернаром Гавоти, записанная более полувека назад, интересна уже тем, что в ней собеседники ведут речь о "музыке будущего", затрагивая гипотетические музыкальные вкусы "человека 2000 года". Хотя, разумеется, и помимо этого в разговоре затронуто много тем, которые и сегодня вовсе не утратили своей актуальности.


Теперь для совершенствования наших сочинений больше нет двух условий, которые существовали издавна: достаточного времени для созревания произведений и жизнеспособных замыслов.
Поль Валери

Б. Г. Не так давно по вашей инициативе на страницах «Фигаро» была опубликована анкета, основным пунктом которой был вопрос об эволюции музыкального языка. Помню, вы тогда советовали мне сравнить столь малоощутимую эволюцию литературного языка со стремительным развитием музыкального.

В. Г. Пожалуй, нас можно уподобить горьким пьяницам, у которых пищевод настолько сильно обожжен различными спиртными напитками, что...

А. О. ...что они способны пить керосин, даже не поморщившись! Примерно так же умерщвляет наши слуховые органы шум. И через несколько лет, считая от настоящего времени, мы сможем различать одни только большие интервалы. В этом я уверен весьма твердо. Сначала от нашего восприятия ускользнет полутон, затем мы дойдем до того, что перестанем замечать терцию, далее — кварту, а под конец — даже квинту. Уже недалек тот час, когда основную роль для нас будут играть одни лишь резкие синкопы, а не чувственная прелесть мелодики. Здесь стоит вспомнить Эрика Сати с его музыкой, которую иные специалисты считают тем талантливее, чем сильнее сказывается в ней ее направленность на возрождение былой примитивности средств: к отказу от богатств гармонии и полифонии... При таком ходе дела мы еще задолго до конца текущего столетия сделаемся обладателями некоего обезличенного музыкального искусства, сочетанием своей примитивнейшей мелодики с невероятно грубо акцентируемыми ритмами похожего на варварское. Подобное искусство окажется на редкость подходящим для атрофированного слуха меломанов двухтысячного года!