Сегодня весь Мариинский театр служит лишь одной цели: благополучной карьере дирижера Гергиева. О хорошей карьере мечтает, наверное, почти каждый - и я вовсе не собираюсь упрекать за это молодого маэстро. Бесспорно, он входит в "топ-десятку" лучших дирижеров мира, если их десять - или в тридцатку, если их тридцать. Но молодым и талантливым дирижерам дорога в театр закрыта: все ассистенты и коллеги маэстро существуют лишь для фона, на котором все достоинства Валерия Гергиева выглядят наиболее эффектно. Маэстро единолично доминирует во всем: будь то распределение денег на западных гастролях или выплата премий водителям театрального гаража. По этой же причине нет в театре ярких режиссеров, не приживаются там и солисты-вокалисты, сумевшие сделать самостоятельную оперную карьеру на Западе: Сергей Лейферкус, Владимир Чернов, Елена Прокина, Валерий Алексеев, Алексей Стеблянко, Лариса Шевченко... "Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще еще сильнее", - заметил как-то Ларошфуко. "Я вот здесь мучаюсь с вами, а мог бы давно уже спокойно себе работать в каком-нибудь западном оркестре", - заявил однажды Гергиев оркестру. "Что же вам мешает?" - последовала реплика из оркестра. Надо ли говорить, что чрезмерно "разговорчивый" оркестрант был вскорости уволен?

Разумеется, сравнивать Гергиева и Направника было бы также нелепо, как и проводить параллели между, скажем, Борисом Ельциным и Петром Первым. Каждое время приносит своих героев: кому-то суждено оставить свой след в истории на долгие годы - будь то Наполеон или Герострат; кого-то забывают назавтра.

...Бывает так, что некоторые события в жизни человека совпадают дивным и таинственным образом, - а может, сам человек добивается того, чтобы оказаться "на нужном месте в нужное время"... Так или иначе, но нынешнему главному дирижеру Кировского театра несомненно повезло: занятие им этого ответственного поста совпало с эпохой "нового мышления" и крушения железного занавеса; расцвет же его деятельности пришелся на тяжелое безвременье, когда культурные ценности, в стремлении валютного заработка, разбазариваются так же, как сырьевые запасы России или ее радиоактивные материалы. В ряду многочисленных чиновников-управленцев в области культуры нет ни одного авторитетного в мире искусства человека; считать же деньги умеют все...

1. НЕСПРАВЕДЛИВОЕ ЗАБВЕНИЕ

Разобраться в оперных судьбах нелегко: и скандальные провалы на премьерах порой лишь служили залогом долгой и успешной жизни того или другого опуса - вспомним "Травиату" или "Кармен". С другой стороны, в творчестве такого признанного мастера оперного жанра, как Джузеппе Верди, казалось бы, "белых пятен" даже для рядового меломана уже просто не существует. Однако на вопрос: какая же из опер Верди находится в забвении совершенно несправедливо? - можно с уверенностью ответить: "Стиффелио". Ах, - воскликнет просвещенный любитель музыки, - просто опера мастеру не удалась (такое бывает), и семь лет спустя он собственноручно переработал ее в "Арольдо". Однако в запутанной и драматичной истории со "Стиффелио" все далеко не так просто.

2. Возрождение.

Если уж "Стиффелио" действительно столь хорош по сравнению с "Арольдо", то соответствующий вопрос возникает сам собой: почему же театры давным-давно не вернулись к оригинальной версии оперы? Прежде всего потому, что сам Верди, определенно решившись переделать свой опус в "Арольдо", по своему обыкновению, вставил страницы с переработанной музыкой в оригинальную рукопись, выкинув или разорвав в клочья все то, что счел к тому моменту уже ненужным. Существовавшие издания музыки "Стиффелио" не были полными, включая в себя, в основном, отдельные арии и реже - ансамбли. Войны и нередкие в прошлом пожары в оперных театрах заставляли предположить, что оригинальный нотный текст оперы утерян навсегда.

Однако в конце 60-х годов нынешнего века в библиотеке Неаполитанской консерватории были обнаружены две рукописные копии партитуры: одна - "Стиффелио" и другая - "Гульельмо Веллингроде". Изобиловавшие ошибками, неточностями и несуразными моментами - по всей видимости, благодаря "радению" неизвестных переписчиков - они, тем не менее, уже давали возможность некоего цельного представления.

Из цикла "Тусклые беседы" (Ювенильная тетрадь)

Наше рыночное книгопечатание время от времени угощает нас неожиданными улыбками. О чём я говорю?.. Одну минутку терпения.

В лавине так называемой коммерческой книгопродукции подчас можно встретить престранные диковинки. Вот, такова, например, свежая книга профессора Арк. Новского "Новое воспитание в свете точных наук". Я сейчас не стану говорить о книге в целом. Она слишком свежа и слишком нова для желтоватой газетной страницы. Но и вовсе замолчать о ней, простите, не смогу. В одной из глав этой книги мы находим слишком важные для нас выводы, специально посвящённые музыкальному воспитанию.

Из цикла "Тусклые беседы" (Ювенильная тетрадь)

На первый взгляд вроде бы сразу же напрашивается самый что ни на есть самоочевидный ответ, что-мол: НЕТ, конечно, нельзя. Однако давайте не будем так сильно торопиться с ответом и сначала прочитаем по порядку всю эту более чем сомнительную статью.

В конце прошлой недели печально известный журнал "Отеческие записки" имел неосторожность опубликовать жирный и грязный пасквиль в мой адрес. Причём автор этого пасквиля по старой доброй традиции даже не нашёл в себе смелости обнаружить свою персону и поэтому подписался весьма невнятными инициалами П.Р., которые к тому же не соответствуют действительности! Что ж, господа, совсем неплохо для молодого начинающего пасквилянта!

Из цикла "Тусклые беседы" (Ювенильная тетрадь)

Господа! Прошлую свою речь в сенате я закончил словами: "Так что, господа, ещё не всё потеряно!"

Сегодня я хотел бы с тех же слов начать свою новую тронную речь: "Ну что, любезные господа, ещё не всё потеряно, не правда ли?"

А теперь - не довольно ли слов? Пора переходить к делу.

Итак, достаточно ли хорошо вы сегодня понимаете, кто такие эти таинственные "композиторы" и почему их называют таким длинным и странным словом? Уверены ли вы, что сможете не моргнув глазом отличить первого встречного композитора от человека?

Из цикла "Тусклые беседы" (Ювенильная тетрадь)

Господа, подождите – не вешайте, пожалуйста, трубку. Я не хуже вас знаю, что это позор. «Я – композитор» - это я не про себя. Так называется маленькая заметка в газете. А я – не композитор. Я – каноник. Каноник Ханин. Вы хорошо меня поняли? Я очень на вас рассчитываю.

Впрочем, не нужно расстраиваться: французский композитор Артюр Онеггер (вроде нашего Шостаковича) назвал так свою книгу: «Я – композитор», и серьёзно полагал, что это звучит гордо. Правда, умер он в полном и мрачном унынии. А другой французский композитор, Эрик Сати (вроде нашего Скрябина), всегда стеснялся, что он композитор, и говорил всем, что он работает фонометрографом, а живёт в шкафу. И умер он со светлой улыбкой на лице.

Из цикла "Тусклые беседы" (Ювенильная тетрадь)

Но это, разумеется, если кому-то хочется. А если не хочется, то можно дальше не читать.Неужели вы думаете, что я стану заставлять вас читать эту статью?

Впрочем, если вам написать великую музыку не хочется, а прочитать эту статью хочется, то прочитать всё-таки можно. Ну вот, это я уже сказал, чего теперь дальше…

Конечно, если быть честным, то придётся сказать вам ещё кое-что. А дело в том, что в заголовке я немножко слукавил, чтобы вас всех чрезвычайно заинтересовать, поскольку эта статья откровенно слабая и совсем неинтересная, и в противном случае вы её и читать-то не стали бы. А теперь уже читаете, а бросить лень. И, разумеется, я не стану вам здесь рассказывать, как пишется великая музыка. Пусть это останется моей маленькой тайной, которую я непременно прихвачу с собой на тот свет.

Из цикла "Тусклые беседы" (Ювенильная тетрадь)

Последнюю неделю все газеты только о том и твердят, что я-де являюсь сторонником насильственного музыкального воспитания девочек. Какой скандал! Можно подумать, что в нашей огромной стране больше уже нету никаких важных событий и ни одного значительного человека, кроме меня, чтобы бесконечное количество раз обмусоливать мою персону. Сколько можно, господа? – спрашиваю я вас, но ответа, как всегда, нет.

Кажется, что все уже высказались на тему, как и почему я мыслю себе насильственное воспитание. Все, кроме разве что, меня самого. И вот я сегодня последую всеобщему примеру. Я сейчас тоже, как и все, начну говорить на тему, как Ханин видит себе музыкальное воспитание девочек.