Мехико, 1949. Премьера следует за премьерой. Вертер - опера романтическая, исполненная грусти. Второй акт требует большого драматизма, он труден для молодого оперного певца, но Беппо со всем пылом отдается этой опере. Его mezza voce приводят в неистовый восторгг мексиканцев, любящих такое овеянное романтической дымкой пение. Джузеппе - один из немногих теноров, чей голос выделяется не только красотой, но и мужественностью, что обычно не типично для тенора.
Последний акт оперы - с самоубийством - очень длинный, и Джузеппе не по душе бесконечный монолог, который приходится петь по мрачной просьбе бедной Шарлотты. Кроме всего прочего, его трудно запомнить. Чтобы облегчить свое существование на сцене, Беппо придумал небольшой трюк. Вертер после выстрела в сердце обычно падает на пол. Беппо решил упасть в кресло возле стола, на котором лежит раскрытая книга. Конечно, никто и не подозревает, что это ноты. Рыдая, Беппо незаметно перелистывал страницы и преспокойно читал все, что нужно. И лишь те, кто стоял в кулисах, понимали, что без такой уловки Ди Стефано не удалось бы достойно завершить свою роль.

Нью-Йорк, 1949. У меня возникло очень сильное кровотечение, но гинеколог сказал, что я не беременна и мое состояние объясняется только климатом и разряженностью воздуха на такой высоте. Я успокоилась, потому что не очень-то стремлюсь уже сейчас иметь ребенка. Пока что мне хочется всю свою заботу дарить только Беппо.
Итак, отправляемся в Италию. Наше свадебное путешествие продолжится на "Куин Элизабет". Вместе с нами поплывут и Симионато с мужем. Наконец-то он сможет отдохнуть как следует.

Милан, август 1949. Рассказывая о Милане, Беппо необычайно расхваливал его. Я ожидала увидеть город, в котором бурлит жизнь, множество красивых магазинов и театров. Но Беппо объяснил, что в августе все города в Италии, особенно Милан, пустеют, так как жители уезжают в отпуск, а кроме того, война окончилась всего четыре года назад, и ее последствия еще ощутимы.

Нью-Йорк, октябрь 1949. Остановились в отеле "Элиссе", это роскошная гостиница на 54-й улице между Медисон Авеню и Парком. Недалеко от "Метрополитен", где Джузеппе проводит большую часть жизни на репетициях и спектаклях.
У меня много свободного времени. Нет дома, где нужно было бы наводить порядок, поэтому я решила вернуться к своей первой любви - к пению. Начала выпевать вокализы, повторять гаммы, потому что уже давно не упражнялась. В гостиной нашего номера стоит пианино. И я занимаюсь там. Делаю это только, когда Джузеппе нет дома. Никогда не пою в его присутствии. Стесняюсь. Знаю, ему не нравится, когда я пою, а к тому же и в театре достаточно поющих женщин. Вчера, когда я выводила трели, кто-то постучал в дверь. Это был хозяин гостиницы, милейший синьор Квен. "Синьора Мария, дорогая, - сказал он, с глубоким поклоном целуя мне руку, - я в восторге от твоего голоса и поешь ты очень хорошо, но постояльцы гостиницы слишком невежественны, чтобы оценить его, и хотели бы чтобы ты перестала петь. Или вполголоса, дорогая, если уж очень хочется, но еще лучше совсем не делать этого". Вот так завершилась моя оперная карьера, навсегда.

Нью-Йорк. Совсем забросила свой дневник. Все время провожу рядом с мужем, стараясь погасить его вспышки гнева. Дирекция "Метрополитен" шлет ему письма, выражая неудовольствие его… недисциплинированностью. Нет уже там Эдварда Джонсона, бывшего директора. Этот человек любил певцов и понимал их, он сам был когда-то прекрасным тенором и подлинным артистом. С его уходом завершился золотой век "Метрополитен", и все сожалеют об этом. Пришел Рудольф Бинг, и многое изменилось. Не знаю, к лучшему или худшему, ясно только, что настроение артистов и персонала не улучшилось.
Один лишь пример. Первая встреча нового директора и артистов состоялась на банкете, на котором присутствовали многие коллеги моего мужа, спонсоры театра и держатели абонементов "Метрополитен". После застолья многие курили, и тяжелое облако дыма заполнило помещение. Синьор Бинг, высокий, худой, с виду очень симпатичный, достал сигару и поинтересовался: "Разрешите закурить?" Все вокруг в недоумении переглянулись, как бы спрашивая друг друга, что он хочет сказать таким нелепым, подчеркнуто вежливым вопросом. Одного этого было достаточно, чтобы Джузеппе сразу понял - ему не придется ждать от Бинга ничего хорошего.

Выступая на сцене, певцу приходится думать о многом, чего никак нельзя выпустить из внимания: о музыке и ее темпе в первую очередь, надо внимательно следить за дирижером, помнить слова роли, мизансцены и наконец, самое главное, необходимо прежде всего думать о пении.
Временами с голосом возникают особые проблемы, ведь он неосязаем, как какая-то вещь, которой можно манипулировать, как хочешь. Пение рождается с помощью дыхания, а оно зависит от нервов, крепкого здоровья и покоя исполнителя, не говоря уже о техническом совершенстве, естественно.
Певец может отправиться в театр в прекрасной форме, и вдруг, уже нa сцене, его голос звучит совсем не так, как должно ему звучать. А бывает и наоборот - звук просто чудесный. Но иногда достаточно легкого ветерка или пыли на сцене, как начинаются неприятности. Либо у певца в этот день плохое пищеварение, какое-то душевное волнение, мрачные мысли или неприятности - все это может повредить голос.

Нью-Йорк, январь. Репетиции Реквиема начались в доме маэстро в Ривердейле. Отношения Тосканини и Джузеппе складываются как нельзя лучше.
Случился только один небольшой инцидент из-за длинной и трудной фразы в "Ingemisco". Маэстро попросил Джузеппе не брать дыхание на середине фразы, чтобы не нарушить плавность фразировки. Джузеппе попробовал, но при том размашистом темпе, какой держал Тосканини, не смог сделать этого. Он осторожно посоветовал дирижеру:
- Маэстро, я смог бы не брать дыхание на середине фразы, если б вы чуть-чуть ускорили темп.
Сьепи, подойдя к нему, толкнул его локтем в бок:
- Ты сошел с ума - такое говорить Тосканини?

- Запись для потомков! - с восторгом сказал Джузеппе.
За кулисами, после концерта, я была в полной растерянности. Столько народу устремилось в гримуборную Маэстро, все спешили поздравить его, а мне казалось, что это неуместно. Он был чрезвычайно любезен со мной, но совершенно расстроен из-за ошибки сопрано. С самой большой требовательностью он относится к самому себе. Странно, но глядя нам прямо в глаза, он сказал со вздохом, что Реквием Верди всегда создавал ему проблемы.
Я-то думала, что совершенства не существует, а этот великий человек считает, что способен достичь его.

Весна, 1951. Ежегодные гастроли "Метрополитен" по различным штатам начинаются весной. Вот уже три года Джузеппе работает в этом прославленном театре. Я волнуюсь и в то же время очень радуюсь, что поеду на гастроли по всей Америке с его труппой. Прямо не дождусь дня отъезда. Поезд "Метрополитен" отправится с Пенсильванского вокзала со всеми артистами, хором, балетом, оркестром, дирижерами, рабочими сцены, а также с декорациями и костюмами. Некоторые едут вдвоем - с мужем или женой, так что все мы, как одна семья.
Готовлюсь к отъезду, уже есть некоторый опыт, приобретенный за последний год.
Собирать чемоданы - моя забота. Живу в страхе, как бы что-нибудь не забыть.

Случилась неприятность, которая заставила меня сильно поволноваться: я забыла взять белые галстуки-бабочки для фрак Джузеппе. Он их выписывает из Италии. Перед первым же концертом, когда он переодевался, как всегда, в театре, а не в гостинице, и ему понадобился галстук, он взглянул на меня, как бы спрашивая: "Ну и где же?" Я вся похолодела, замерла, словно парализованная, почувствовала, что покрываюсь холодным потом. Начинаю лепетать:
- Как где? Разве не там же, где жилет и рубашка?

Даллас, 1951. Один из наиболее значимых этапов гастролей - Даллас, штат Техас. Приходит секретарь Бинга и сообщает, что мы приглашены на ужин в один из самых известных ресторанов города. Джузеппе соглашается, но при условии, что Бинг и его секретарь потом примут наше приглашение в другой очень ресторан известный ресторан Далласа. Бинг согласен, и мы провели незабываемый для меня вечер.
Мой муж и директор "Метрополитен" пожали друг другу руки в официальном приветствии. Я села напротив секретаря, Джузеппе и Бинг разместились тет-а-тет. Муж заказал шампанское.
- Хочешь напоить меня, Ди Стефано? - спрашивает Бинг. - Вовсе нет! Наоборот, хочу чтобы вы оставались совершенно трезвым, поскольку нам предстоит деловой разговор.
Чувствую, сейчас разразится скандал.

Лос Анджелес, 1951. Я так счастлива. Ощущение такое, будто впервые с тех пор, как вышла замуж, оказалась в собственном доме. Мы сняли квартиру с небольшой кухней, так как придется какое-то время пожить в Калифорнии.
С одной стороны, мне кажется, что у нас с Джузеппе создается теперь более интимная семейная атмосфера, а с другой, не могу не сказать о фантастически прекрасных вечерах, какие мы проводим на разных светских приемах, встречаясь с людьми, о которых повсюду много говорят, или которых я видела только на экране. Подумать только, меня сфотографировали вместе с самим Грегори Пеком, моим экранным кумиром! Он прекрасен, как и в кино, нарядный и симпатичный. Я побывала в Голливуде и во время съемок. Квартиру рядом с нами снимает Рената Тебальди, итальянская сопрано, молодая и очень хорошая певица, она живет тут со своей мамой. Тебальди уже стала очень знаменитой, делает поразительную карьеру. Все театры мира хотят видеть ее у себя. Голос у нее красоты неописуемой. Мы часто вместе ужинаем либо в нашей квартире, либо у нее. Мне нравится ее отважный, жизнерадостный характер, она такая оживленная и восторженная. Вместе с Джузеппе выступает и тенор Марио Дель Монако, прекраснейший, невероятно знаменитый певец. Он и Джузеппе очень дружны. Мой муж по-настоящему уважает его. Нам составляет компанию и Лили Понс.