МАРИЯ КАЛЛАС - МОЙ ВРАГ#17

Нью-Йорк, 1949. У меня возникло очень сильное кровотечение, но гинеколог сказал, что я не беременна и мое состояние объясняется только климатом и разряженностью воздуха на такой высоте. Я успокоилась, потому что не очень-то стремлюсь уже сейчас иметь ребенка. Пока что мне хочется всю свою заботу дарить только Беппо.
Итак, отправляемся в Италию. Наше свадебное путешествие продолжится на "Куин Элизабет". Вместе с нами поплывут и Симионато с мужем. Наконец-то он сможет отдохнуть как следует.

Милан, август 1949. Рассказывая о Милане, Беппо необычайно расхваливал его. Я ожидала увидеть город, в котором бурлит жизнь, множество красивых магазинов и театров. Но Беппо объяснил, что в августе все города в Италии, особенно Милан, пустеют, так как жители уезжают в отпуск, а кроме того, война окончилась всего четыре года назад, и ее последствия еще ощутимы.
Действительно, повсюду замечаю руины, полуразрушенные дома, это производит весьма сильное впечатление. Нам в Соединенных Штатах просто повезло, что нас никак не коснулась война. В сущности, лишь потерявшие в Европе близких, ощутили, что действительно война была.
Как непохожа Европа на Америку. Кровати, например. Я никогда раньше не видела шерстяных матрацев, знала только матрацы с пружинами - твердые, но упругие, отчего на них легко стелить простыню. В Италии матрацы кладут на металлическую сетку или на доски, и подушки тут неудобные - набиты шерстью и очень высокие, отчего у меня жутко болит шея. Беппо очень смеялся, глядя на мою упорную борьбу с матрацами и подушками. Я думала, что в Италии начну лучше понимать итальянский язык, но оказывается, возникает множество недоразумений только из-за того, что я употребляю не то слово, какое нужно. Миланский диалект мне нравится, но я совершенно не понимаю его.
Познакомилась с тещей. Она смотрит на меня недоверчиво. Не понимаю, почему. Я старалась понравиться ей и надеялась, что она будет любить меня, как дочь, но сразу же поняла, что вряд ли такого дождусь. Осознала также, что Джузеппе - единственный сын в семье, а сицилийские матери не любят терять свою власть над детьми. Беппо очень переживает из-за отчуждения, какое сразу же возникло между мною и его матерью. Он уверяет, что я тут не при чем, вся беда в той, почти звериной форме обладания, какая свойственна некоторым женщинам. Впрочем, мать моего мужа ревнует сына ко всем и всему.
В Рапалло знакомлюсь с Титта Руффо, великим баритоном, теперь уже старым человеком, который очень уважает Джузеппе и с большой симпатией относится к нему. Он даже захотел специально сфотографироваться, чтобы подарить ему свою фотографию с дарственной надписью. Джузеппе купил в магазине на виа Монтенаполеоне малахитовую рамочку, поместил в нее эту фотографию и поставил на рояль. В Милане я также встретилась с еще одним необычайно интересным человеком, профессором Алессандро Кутоло, знатоком латыни, истории и неаполитанских традиций. Это именно он, как уверяет сам Кутоло, понял, что Джузеппе - призовая лошадь, и предсказал ему прекрасную карьеру, особенно после знаменитой Манон, в которой тот дебютировал в "Ла Скала" с Мафальдой Фаверо в 1946 году, кажется. Он мне очень понравился, а его ярко выраженный неаполитанский диалект просто очарователен. Мы завтракали на озере, на вилле его дочери Лучаны Челла, тут я и постигла, что такое знатная семья в Италии. Очарование поистине огромное.

Милан, сентябрь 1949. Все обошлось хорошо. Больше месяца ходила я к врачам по поводу аборта. Пришлось сделать операцию, я потеряла двух близнецов. Джузеппе был потрясен, но что ни делается, все к лучшему. Не понимаю только, как гинеколог в Нью-Йорке мог допустить столь грубую ошибку.
На днях возвращаемся в Нью-Йорк. Там у нас еще нет дома. Остановимся в гостинице.