МАРИЯ КАЛЛАС - МОЙ ВРАГ#19

Нью-Йорк. Совсем забросила свой дневник. Все время провожу рядом с мужем, стараясь погасить его вспышки гнева. Дирекция "Метрополитен" шлет ему письма, выражая неудовольствие его… недисциплинированностью. Нет уже там Эдварда Джонсона, бывшего директора. Этот человек любил певцов и понимал их, он сам был когда-то прекрасным тенором и подлинным артистом. С его уходом завершился золотой век "Метрополитен", и все сожалеют об этом. Пришел Рудольф Бинг, и многое изменилось. Не знаю, к лучшему или худшему, ясно только, что настроение артистов и персонала не улучшилось.
Один лишь пример. Первая встреча нового директора и артистов состоялась на банкете, на котором присутствовали многие коллеги моего мужа, спонсоры театра и держатели абонементов "Метрополитен". После застолья многие курили, и тяжелое облако дыма заполнило помещение. Синьор Бинг, высокий, худой, с виду очень симпатичный, достал сигару и поинтересовался: "Разрешите закурить?" Все вокруг в недоумении переглянулись, как бы спрашивая друг друга, что он хочет сказать таким нелепым, подчеркнуто вежливым вопросом. Одного этого было достаточно, чтобы Джузеппе сразу понял - ему не придется ждать от Бинга ничего хорошего.
Бинг стал проводить серьезные перемены. Причем начал с персонала. Многие отличные работники, портные, парикмахеры, годами служившие в театре, были уволены. На их место пришли новые люди, не имеющие опыта. А приказы по театру сделались такими суровыми, что можно было подумать, будто "Метрополитен" превратился в исправительный дом. Артисты не привыкли, чтобы с ними обращались как со студентами или рядовыми служащими. Это было унизительно, и они не скрывали свое недовольство. Джузеппе особенно остро на все это реагирует.
Правда, его нынешний репертуар приносит ему большое удовлетворение. Это Фауст, Богема, Манон, Севилський цирюльник, Кармен, Травиата. И всегда огромный успех у публики и критики.
Однажды на репетиции Кармен режиссер, ставивший спектакль, имя которого не стоит даже упоминания, остался недоволен тем, что Ди Стефано, исполняя знаменитую арию о цветке, не поднялся, как должен был, на две ступеньки, не выполнил его указание. Он остановил оркестр и потребовал повторить сцену. Джузеппе вскипел от гнева. Он не желал повиноваться хозяину, как собачка, и не из-за непокорности, а потому, что во время пения ему было не до таких мелочей. На сцене он чаще всего вел себя интуитивно, как в данный момент подсказывала роль. Он повиновался музыке, а ступенькой выше он стоит или ниже, это, по его мнению, не имело столь уж важного значения, а лишь прерывало художественный настрой. "Я не марионетка", - заявил он, намекая на сицилийских паладинов в "Песне о Роланде", которых дергали за веревочку кукловоды.

Нью-Йорк. Другой случай, тоже на репетиции Кармен, окончательно вывел Джузеппе из себя. В сцене, когда тенор выходит на сцену в форме жандарма со взводом подчиненных для смены караула, солдаты были одеты в бутафорские сапоги из ткани, издали казавшиеся кожаными. Когда все разошлись по гримуборным, один костюмер придрался к Джузеппе, требуя, по указанию режиссера, чтобы и он тоже надел такие же тряпичные сапоги.
Я была рядом и видела, как лицо моего мужа сначала потемнело, а потом сделалось гневным и яростным. Его собственные сапоги, сшитые по мерке, в полном соответствии с необходимым рисунком, не устраивают режиссера? Уже до этого дошли? Разве не он первый тенор в театре? Как смеет режиссер заставлять главного персонажа оперы делать нечто подобное? Он отказался поменять свои сапоги прежде всего потому, что бутафорские были ужасными и увеличивали его ступни, но также и потому, что по его мнению, от сапог ни в коей мере не зависел успех спектакля. В результате на другой день он получил записку от синьора Бинга, который угрожал уволить костюмера, если Ди Стефано будет наставать на своем - на собственных сапогах. Неслыханное дело, и Джузеппе действительно очень рассержен.
- До чего докатились? Это театр или концентрационный лагерь? - возмутился он.
Я тоже не понимаю причину такой строгости к певцу из-за столь несущественной детали.
Но дело все в том, что Джузеппе никогда не повторяется, во время исполнения он целиком отдается вдохновению, и ведет себя непосредственно, как и в жизни. Он устроен совсем по особому, по-своему. Это артист, способный творить, и он никогда не станет делать что-либо в ущерб музыке. Именно потому его исполнение всегда вызывает такой интерес у поклонников. Он непосредственный, доверчивый, интуитивный певец и с уважением относится к автору музыки. Он к тому же никогда не заискивает перед партером. Не тянет фермату до бесконечности, лишь бы вызвать аплодисменты. Он серьезен и "осмотрителен".