Это было ужасно. Впрочем, по порядку. Так о чём это я? - а, это я об опере. Только не подумайте, что это я глобально - скажем, "об оперном искусстве вообще". И даже к одной конкретной опере - признанному шедевру оперной классики, моцартовской "Свадьбе Фигаро" - не только не имею претензий, но даже отношусь с некоторой любовью. "Так в чём же дело?!" - слышу я возмущённые крики из зала. Друзья, я сам размышлял об этом всю ночь, и сейчас постараюсь вам свою точку зрения прояснить.

Как вы уже могли заметить, я вовсе не претендую на истину в последней инстанции. Более того: я всегда охотно соглашаюсь с крикунами, меня "разоблачающими": типа, "да кто он таков?!", да он-де, необразован, дремуч, и звать его никак.

Из цикла "Тусклые беседы" (Ювенильная тетрадь)

Когда говорят о лёгкой и тяжёлой музыке, обычно принято делать осведомлённый вид, что-мол и без пояснений понятно, что это такое и зачем сделано. Однако, такие серьёзные вопросы требуют теоретической определённости и полной конкретности. Их нельзя решать втихомолку или просто по умолчанию, и особенно это неуместно, когда речь идёт о такой шумной штуке, как музыка.

- А что такое, в сущности говоря, музыка? Да, известно, что музыка - это звук, чистое колыхание воздуха, или другой окружающей среды, а также ушей и внутренних органов всех тех, кто неосторожно подошёл слишком близко к источнику звука и стал вследствие этого называться "слушателем". Однако, возможно ли с чистой совестью говорить о тяжести или лёгкости простейших колыханий воздуха? Отвечаю. Ряд физических опытов и контрольных измерений, произведённых на Сенном и Мальцевском рынке, позволяют здесь во весь голос заявить, что да.

Субботним вечером на Дворцовой силами оркестра Мариинки и его солистов был дан гала-концерт.
Погода была ветреная, но приманкой для многих зрителей служило имя Пласидо Доминго – подлинной «звезды» международного класса. К ночи (концерт начался где-то после десяти вечера) ветер усилился; похолодало. До выхода Доминго оркестр активно «разогревал» публику – которая, впрочем, не столько внимала звукам музыки, сколько активно обсуждала вопрос: выйдет ли Доминго (у которого во вторник – премьера «Валькирии»), петь в такой ветер и холод?

(отрывки)

На следующий день после концерта или в тот же вечер сижу перед чистым листом бумаги. Ты слышал, теперь — суди. Как же за это приняться? Невидимый хор предшественников нашептывает советы.

«Говори о вещах то, чем они являются на самом деле»,— рекомендует Дидро. Мысль превосходная — осуществить же ее гораздо труднее. Так и должно быть. Мой учтивый собрат Эдмон Пайдлетон, критик, органист, дирижер, с присущим ему остроумием, резюмируя равные требования, набросал портрет критика «без страха и упрека». Вот он: «Музыкальный критик — это законченный артист, в совершенстве владеющий фортепиано, каким-либо струнным и духовым инструментом, а также ударными. Он глубокий знаток композиции и искусства дирижирования оркестром и хором, ибо постиг все это на практике. Музыковедение, история, психология, педагогика и, конечно, широкая общая культура неотделимы от него.

Последнее время мне часто вспоминается один из фельетонов Ильи Ильфа (может быть, написанный и в содружестве с Петровым – не упомню, грешным делом)… Там повествуется о том, как, будучи в опере, автор познакомился с соседом по партеру – необычайно умным и эрудированным старичком-меломаном, рассказавшим автору немало интересного как об опере вообще, так и о «Кармен», шедшей этим вечером, в частности. Старикан вполне очевидно наслаждался музыкой, смаковал каждую ноту – но вдруг, уже в самом финале, начал, немилосердно оттаптывая ноги соседям, неистово и злобно продираться к выходу. «Куда же вы»? – озадаченно спросил старика автор. – «Да я всё знаю, что дальше будет! – злобно огрызнулся тот. – Сейчас Хозе споёт: “арестуйте меня, перед вами – её убийца”, а потом за калошами в гардеробе не достоишься»!.. 

Заметки злобного зрителя

13-го и 14-го мая Мариинский театр давал премьеру оперы Джузеппе Верди «Бал-Маскарад». Ваш корреспондент посетил второй спектакль – в понедельник, 14-го.

ТО ОБСТОЯТЕЛЬСТВО, что Михалков-Кончаловский способен испортить своей режиссурой любой оперный спектакль, мне стало ясно уже много лет назад – ещё с тех пор, как он изуродовал «Пиковую даму» в Венской опере (а дело было давно). Затем Кончаловский, дойдя до Кировского-Мариинского, истоптал своими «низкими истинами» великую оперу «Война и мир»; а вот нынче добрался и до Верди.

На что обиделся Маэстро?

Точнее говоря – за что обидели маэстро? За то, что пригласил на должность главного балетмейстера прославленного Юрия Григоровича, чьи балеты прославили в своё время российский балет на весь мир, да и поныне входят в золотой фонд мирового балета? Или за то, что с назначением своим в Большой Геннадий Рождественский не отказался разом от всех западных контрактов? Так это, извините, неприлично: запланированные несколько лет назад выступления без уважительной причины никто не отменяет; в мировой практике это считается самым серьёзным этическим «проколом».
Тем не менее, в истекшем сезоне Геннадию Николаевичу пришлось отменить множество контрактов, что было непросто. Однако это не помешало присяжным острякам уже в начале сезона присвоить ему звание «виртуального руководителя», хотя за весь сезон Рождественский отсутствовал в общей сложности только два месяца.

ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ:
пьеса «Вишнёвый сад» мне сегодня представляется крайне актуальной

Владимир Войнович, когда-то высланный советскими властями за границу, памятен многим своими выступлениями на радио «Свобода».Иные, кто не слушал радио во времена оно, читали знаменитый роман о солдате Чонкине, или прекрасную антиутопию «Москва 2042». Впрочем, те, кто не читал этих произведений, возможно, знакомы с повестями Войновича «Мы здесь живём» или «Замысел» – а, на худой конец, слышали когда-то по радио песню «На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы». Так или иначе, сегодня Владимир Войнович – наш гость.

Макбет, или мышиный король

Первая оперная премьера сезона. Да еще какая! "Макбет" Верди в постановке знаменитого литовского режиссера Эймунтаса Някрошюса! Казалось бы, аншлаг обеспечен, особенно если учесть, что спектакль поставлен на Новой сцене Большого театра, которая по габаритам сильно уступает основной. И, тем не менее, свободных мест в зале было достаточно…