...Наверное, многие представляют, как хочется начинающему певцу встретить на своем пути опытного и знающего Учителя - чтобы он, крепко взяв ученика за руку, повел бы того за собой к ослепительным вершинам вокального искусства, доступным только наиболее одаренной части человечества: повел бы теми тайными тропами, знание которых дается лишь немногим посвященным.

Мне, на заре своей юности вознамерившемуся достаточно серьезно овладеть певческими навыками, подобной участи избежать не удалось. И, по воистину счастливейшему (как мне тогда казалось) стечению обстоятельств, один мой знакомый, полусумасшедший живописец-дилетант, пообещал представить меня некоему, весьма известному в вокальных кругах маэстро Скаччини - последнему, как рассказывал художник, представителю искусства bel canto, ученику и учителю известнейших певцов прошлого и настоящего.

Вводная беседа была крайне недолгой - что, в силу юношеской самонадеянности, я расценил как априорное признание собственных талантов. Maestro сидел напротив меня на низенькой козетке, слегка раскачиваясь из стороны в сторону; на каждое его движение козетка чутко реагировала отчаянным скрипом. За время беседы он ни разу не упомянул о моем голосе - да и вообще обо всем, что имело бы к нему хоть какое-нибудь отношение; зато на различных бытовых деталях, и в особенности - на материальном аспекте моего существования, Мaestro сделал некоторый акцент: ненавязчивый, но достаточно заметный.

- Что ж, приступим! - внезапно возгласил педагог и незамедлительно воссел к роялю. - Что поем?.. - "Саго mio ben" Джордани, "Tre giorni son che Nina" Перголези... - робко начал перечислять я "жемчужины" своего репертуара.

...И все началось сначала. Под руководством Maestro я подолгу распевался; я "вставал гордо", я "держал диафрагму"; при выдохе я старательно до обморока "раздвигал ребра"... - "Вот!! Вот!! Вот сейчас было правильно!! - вдруг посреди урока, внезапно, как Везувий, начинал извергать междометия педагог. - О-о-о!! Вот он, anzatz! Запомни свое ощущение! Запомни!.. Gran Dio, наконец-то ты понял!!.."

Но признаться честно, друзья мои, понимал я только одно: что мой, некогда бархатистый, баритонального тембра голос, который так дивно гармонировал с моим романским типом лица, таял буквально на глазах, исчезая быстрее шагреневой кожи. Сердце, впрочем, отказывалось в это верить, и я упрямо гнал от себя мрачные мысли - даже когда друзья, всегда легко узнававшие мой голос по телефону, стали вдруг, как только я отзывался, швырять трубку сразу - или, после моих отчаянных призывов во вдруг возникавшую пустоту, - извинившись, что "не туда попали".

...Как-то, отдыхая у своего дядюшки в одной из деревень N-ской губернии, ясным погожим днем я углубился в лесную чащу, имея ввиду недолгую прогулку для взбодрения духа. Однако способности Костика (дядюшкиного пуделя, решившего сопровождать меня на прогулке) безошибочно и быстро отыскивать в лесу грибы, вкупе с прекрасной погодой, привели меня в такое радостное настроение, что - совершенно неожиданно для себя самого - я вдруг запел.

Я спел "Amor ti vieta..." из "Федоры" Джордано, и - о чудо! - голос зазвучал вдруг легко, сильно и свободно; я даже подержал верхнее "lа" (правда, все-таки чувствовалось, что это предельная нота). Но в остальном... По глазам Костика я догадался, что ему тоже понравилось. Удача окрылила меня, и я заспешил к деревне, на ходу теряя грибы (взволнованный Костик тоже забывал их подбирать) и распевая красивые итальянские песни. Конечно, обстановка гораздо больше располагала к русским - но, кроме "Калинки", в голову почему-то решительно ничего не приходило...

В соответствии с поговоркой «лучше поздно, чем никогда», Мариинский театр решил, наконец, дать «Богему»; этот шедевр Пуччини (пожалуй, одна из самых «репертуарных» опер во всём мире) не давался на мариинской сцене уже более восьмидесяти лет. Ваш корреспондент посетил первый премьерный спектакль, данный 15-го марта. 

Опровергнув нехорошие предчувствия, выпестованные постановочной практикой Мариинки последних лет, наибольшую радость доставила именно постановка спектакля. Режиссёр Йэн Джадж когда-то дебютировал в знаменитых театрах Королевской Шекспировской Компании Лондона и Стратфорда, затем работал с целым рядом оперных и театральных компаний по всему миру; художник-постановщик Тим Гудчайлд тоже имеет большой опыт работы в лучших драматических театрах, в драме и на телевидении.

Наверное, ни одна из опер Римского-Корсакова - а возможно, даже ни одна опера из всего русского классического оперного наследия - не вызывала столько споров, сколько "Легенда о невидимом граде Китеже и деве Февронии".

И вот, двадцатого января Мариинский театр вновь, уже в третий раз за недавнее время, подступился к сценическому воплощению этой оперы - лишь затем, увы, чтобы и на сей раз потерпеть поражение. Хотя упорство и труппы, и её художественного руководства в желании хоть немного приблизиться к решению загадки мистического "Китежа", заслуживают самого искреннего уважения.

Любителю оперы, интересующемуся состоянием оперной жизни на Западе, представлять Марию Гулегину, наверное, нет необходимости: начав свою певческую карьеру в Минске, она уже через два года дебютировала в "Ла Скала", где в спектакле "Бал-маскарад" её партнёром был Лучано Паваротти. А в 1996 году она получила престижную премию Дзенателло (основателя фестиваля "Арена ди Верона", вручающуюся лишь раз в несколько лет) - "за блестящий дебют" в Вероне! Думаю, что важность этой награды подчеркнёт то обстоятельство, что вместе с молодой российской певицей этой же награды были удостоены Ренато Брузон (за 25-летний "стаж" в Вероне) и Франко Дзеффирелли - за "хорошую постановку"… В отличие от многих российских певцов, которым часто удавалось спеть на прославленной сцене "Ла Скала" всего лишь раз, Гулегина "прописалась" в Милане надолго: это были и "Двое Фоскари", "Тоска", "Пиковая", "Набукко", "Макбет", и "Манон Леско"; два сольных концерта… За время своей карьеры Мария пела и в "Мет", и в "Ковент-Гарден"; в Токио, Египте, Вене и Неаполе, Париже и Вероне… Но сейчас именно в "Ла Скала", с Тоски - роли, в которой Гулегина уже выступила более двухсот раз! - она начинает свои выступления после полугодового перерыва. О причинах этого перерыва мы, поначалу, и решили поговорить…

- ...Ну, слава Богу, ты не "чайник” какой-нибудь; ничего объяснять тебе не надо!.. - плавно закругляясь после третьего стакана и романтически-взволнованного разговора из серии: «А ты помнишь?», типичного для такой встречи, уже другим, несколько более деловым тоном, заговорил Постихин. - Если у тебя какие-то особые вопросы возникнут - по обмеру там, по регламенту, по протоколу - то не стесняйся, заходи запросто! А сейчас иди на второй этаж, в навигационный класс - там у нас на время регаты нечто вроде штаба; и связи с прессой, и Оргкомитет там весь поместился... Найдешь девушку по имени Света, и она тебе все, что знает, расскажет, как на духу! - я ей сейчас звякну по местному...

Постихин, на протяжении долгих лет будучи бессменным председателем парусной федерации и главным судьей множества парусных соревнований, конечно, понимал «особенность» случая, как никто другой: Антон, когда-то, еще в “юношах”, становившийся чемпионом России в классах “Кадет”, “420” и “Финн”, неоднократно завоевывал и титул чемпиона города на “Драконе”, а затем - призера крейсерских гонок на Кубок Балтики... Потому, когда в городе должна была стартовать новая многодневная регата, Антон решил сделать серию материалов для газет и журналов - вполне разумное объяснение, что именно он, как “бывший специалист”, сможет сделать это “достаточно профессионально и “интересно для читателя”, ТАССовское руководство вполне убедил. Разумеется, этот формальный довод, предназначавшийся для высокого начальства, самого Антона в заблуждение нисколько не вводил - он понимал, что уже не может терпеть, что больше просто не выдержать: загадочная эта ностальгия по ветру, брызгам волны и тугому парусу, знакомая многим “бывшим” яхтсменам (и давно где-то внутри, исподволь, уже точившая душу), вышла, наконец, наружу.