"ФАЛЬЗО МЕТАЛЛО", или КАК Я УЧИЛСЯ ПЕНИЮ (Новелла в стиле Э.Т.А. Гофмана)
...Наверное, многие представляют, как хочется начинающему певцу встретить на своем пути опытного и знающего Учителя - чтобы он, крепко взяв ученика за руку, повел бы того за собой к ослепительным вершинам вокального искусства, доступным только наиболее одаренной части человечества: повел бы теми тайными тропами, знание которых дается лишь немногим посвященным.
Мне, на заре своей юности вознамерившемуся достаточно серьезно овладеть певческими навыками, подобной участи избежать не удалось. И, по воистину счастливейшему (как мне тогда казалось) стечению обстоятельств, один мой знакомый, полусумасшедший живописец-дилетант, пообещал представить меня некоему, весьма известному в вокальных кругах маэстро Скаччини - последнему, как рассказывал художник, представителю искусства bel canto, ученику и учителю известнейших певцов прошлого и настоящего.
...Договоренность была достигнута на удивление быстро: не прошло и недели, как я очутился в угловом доме на улице Римского-Корсакова. Всеми силами стараясь подавить столь понятное волнение, я, стоя перед довольно обшарпанной дверью, нажал нечистого белого цвета пуговку звонка над тускло поблескивавшей латунной табличкой: Schaccini. Спустя некоторое время за дверью раздались, постепенно крещендируя, мягкий кашель, шорох, шарканье, мощный скрип половиц, какой-то грохот... Наконец, дверь стремительно отпахнулась, обнаружив за собой запах щей и кромешную тьму.
"Добрый вечер! - речитативно пропел высокий горловой голос с сильным подхрипыванием. - Разденетесь здесь, а потом - дверь налево, прошу вас!" - и невидимый обладатель голоса исчез, оставив меня в плотной темноте передней. Повесив плащ на какой-то выступ стены и с трудом нашарив дверь (из-за которой в это время, словно приветствуя меня, неожиданно грянули мощные аккорды слегка настроенного фортепиано), я несмело шагнул в комнату.
Первым, что бросилось мне в глаза при входе, был огромный потертый рояль, за которым - величественно и фундаментально - возвышалась обширная фигура самого Maestro, облаченная в неопределенного цвета халат, местами сильно засаленный.
"О-о-о, don fatale!.." - вдруг заставил похолодеть кровь в жилах истошный вопль за спиной. В не сразу замеченном мною проеме между дверью и роялем непостижимым образом уместилась исполинских размеров ученица, и именно она - вернее, исторгнутые ею звуки - послужили причиной моего невольного испуга. Присев в кресло, на которое взмахом бровей указал мне маэстро, я стал несмело разглядывать различные фотографии, густо заселившие стены. Основную часть экспозиции составляли изображения самого хозяина в различных интерьерах и оперных воплощениях, чуть меньше - снимки его известных коллег. Кого здесь только не было! И сияющая Кабалье, и несколько высокомерная Тебальди, и плотненький Бьерлинг; над роялем кокетливо гнула стан восторженно-чувственная Каллас, а несколько поодаль из дубовой старинной рамки поглядывал на Мaestro внимательным (и, как мне показалось, немного грустным) взором сам великий Карузо.
Maestro это обстоятельство, однако, нимало не смущало; короткими, но весьма проворными пальцами он горячил старый "Muhllbach", активно поводил неправдоподобно-мохнатыми бровями (из которых одна постоянно оставалась хоть немного, но все же повыше другой), и на сильную долю такта энергично встряхивал большим многоступенчатым подбородком, густо заросшим седой щетиною. Время от времени он издавал трубный возглас: "Опора в живот!!" - или: "Продувай в маску!!" - буравя при этом свирепым взглядом из-под сошедшихся на переносице бровей ученицу, уже совершенно изнемогшую от тяжести своего таланта и избытка ариозных страстей. Но вот ария, наконец, подошла к концу - испустив финального, отчаянно наглого "петуха", будущая Фьоренца Коссото, скромно потупившись, умолкла. Указав ей на неведомом мне пока вокальном жаргоне на ошибки, Мaestro наказал ученице "работать над вибрато", назначил следующий урок - и, стремительно выпроводив ее за дверь, полностью (наконец-то!) сконцентрировал свое внимание на мне. - "Ну-с, молодой человек, - снисходительно пропел он, - хотите учиться пению?.."
Мне, на заре своей юности вознамерившемуся достаточно серьезно овладеть певческими навыками, подобной участи избежать не удалось. И, по воистину счастливейшему (как мне тогда казалось) стечению обстоятельств, один мой знакомый, полусумасшедший живописец-дилетант, пообещал представить меня некоему, весьма известному в вокальных кругах маэстро Скаччини - последнему, как рассказывал художник, представителю искусства bel canto, ученику и учителю известнейших певцов прошлого и настоящего.
...Договоренность была достигнута на удивление быстро: не прошло и недели, как я очутился в угловом доме на улице Римского-Корсакова. Всеми силами стараясь подавить столь понятное волнение, я, стоя перед довольно обшарпанной дверью, нажал нечистого белого цвета пуговку звонка над тускло поблескивавшей латунной табличкой: Schaccini. Спустя некоторое время за дверью раздались, постепенно крещендируя, мягкий кашель, шорох, шарканье, мощный скрип половиц, какой-то грохот... Наконец, дверь стремительно отпахнулась, обнаружив за собой запах щей и кромешную тьму.
"Добрый вечер! - речитативно пропел высокий горловой голос с сильным подхрипыванием. - Разденетесь здесь, а потом - дверь налево, прошу вас!" - и невидимый обладатель голоса исчез, оставив меня в плотной темноте передней. Повесив плащ на какой-то выступ стены и с трудом нашарив дверь (из-за которой в это время, словно приветствуя меня, неожиданно грянули мощные аккорды слегка настроенного фортепиано), я несмело шагнул в комнату.
Первым, что бросилось мне в глаза при входе, был огромный потертый рояль, за которым - величественно и фундаментально - возвышалась обширная фигура самого Maestro, облаченная в неопределенного цвета халат, местами сильно засаленный.
"О-о-о, don fatale!.." - вдруг заставил похолодеть кровь в жилах истошный вопль за спиной. В не сразу замеченном мною проеме между дверью и роялем непостижимым образом уместилась исполинских размеров ученица, и именно она - вернее, исторгнутые ею звуки - послужили причиной моего невольного испуга. Присев в кресло, на которое взмахом бровей указал мне маэстро, я стал несмело разглядывать различные фотографии, густо заселившие стены. Основную часть экспозиции составляли изображения самого хозяина в различных интерьерах и оперных воплощениях, чуть меньше - снимки его известных коллег. Кого здесь только не было! И сияющая Кабалье, и несколько высокомерная Тебальди, и плотненький Бьерлинг; над роялем кокетливо гнула стан восторженно-чувственная Каллас, а несколько поодаль из дубовой старинной рамки поглядывал на Мaestro внимательным (и, как мне показалось, немного грустным) взором сам великий Карузо.
Maestro это обстоятельство, однако, нимало не смущало; короткими, но весьма проворными пальцами он горячил старый "Muhllbach", активно поводил неправдоподобно-мохнатыми бровями (из которых одна постоянно оставалась хоть немного, но все же повыше другой), и на сильную долю такта энергично встряхивал большим многоступенчатым подбородком, густо заросшим седой щетиною. Время от времени он издавал трубный возглас: "Опора в живот!!" - или: "Продувай в маску!!" - буравя при этом свирепым взглядом из-под сошедшихся на переносице бровей ученицу, уже совершенно изнемогшую от тяжести своего таланта и избытка ариозных страстей. Но вот ария, наконец, подошла к концу - испустив финального, отчаянно наглого "петуха", будущая Фьоренца Коссото, скромно потупившись, умолкла. Указав ей на неведомом мне пока вокальном жаргоне на ошибки, Мaestro наказал ученице "работать над вибрато", назначил следующий урок - и, стремительно выпроводив ее за дверь, полностью (наконец-то!) сконцентрировал свое внимание на мне. - "Ну-с, молодой человек, - снисходительно пропел он, - хотите учиться пению?.."
Публикация: 19-03-2001
Просмотров: 5314
Категория: Литература
Комментарии: 0