ПРАЗДНИК, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

В соответствии с поговоркой «лучше поздно, чем никогда», Мариинский театр решил, наконец, дать «Богему»; этот шедевр Пуччини (пожалуй, одна из самых «репертуарных» опер во всём мире) не давался на мариинской сцене уже более восьмидесяти лет. Ваш корреспондент посетил первый премьерный спектакль, данный 15-го марта. 

Опровергнув нехорошие предчувствия, выпестованные постановочной практикой Мариинки последних лет, наибольшую радость доставила именно постановка спектакля. Режиссёр Йэн Джадж когда-то дебютировал в знаменитых театрах Королевской Шекспировской Компании Лондона и Стратфорда, затем работал с целым рядом оперных и театральных компаний по всему миру; художник-постановщик Тим Гудчайлд тоже имеет большой опыт работы в лучших драматических театрах, в драме и на телевидении. В «Богеме» постановщики не занимались «оживляжем» сцены (как это любит делать Кончаловский) или установкой «знаково»-бессмысленных объектов на сцене (недавний «Китеж»). На сей раз взору зрителя была явлена удивительно логичная и корректная, если угодно – по-хорошему консервативная постановка в почти классических декорациях. Время действия в спектакле Джаджа и Гудчайлда сдвинуто на сто лет позже, однако атмосфера Парижа и бесшабашный дух Латинского квартала воспроизведены ими с такой тщательностью и любовью, что эта «подвижка во времени» не вызывает никакого протеста. Настояще-условная мансарда в начале и в финале оперы; любовно, во всех деталях, выстроенный интерьер типичного парижского кафе… Осмелюсь даже предположить, что вы видите на сцене «настоящего» Пуччини – или, если угодно, подлинный «веризм».

Так или иначе, но впечатление от премьеры было сильно подпорчено некоторыми обстоятельствами. Главное «но» – это оркестр. Дирижёр Джанандреа Нозеда, которого я слышал впервые, откровенно разочаровал: он не показал ни гибкости, ни «искусства управления» – что уж там говорить о вдохновении. В свою очередь, оркестр Мариинки, далеко не самый плохой коллектив страны, играл как-то буднично и вяло, как на детском утреннике первого января, явив не самые лучшие свои качества: «треск» меди, неточность духовых. «Тутти» оркестра смогли бы, наверное, заглушить даже иерихонскую трубу – так что говорить о вокалистах с их слабенькими голосовыми связками?! Струнные, которые почти во всех операх Пуччини удваивают вокальную партию, вместо гибкости и «прозрачности» звучания, демонстрировали почти постоянное, плотное forte); даже соло в оркестре, казалось, исполнялись не музыкантами, а расчётливо-холодными ремесленниками.

Как-то «без любви», в общем, была сыграна музыка Пуччини, а Джанандреа Нозеда выглядел на подиуме, скорее, случайным человеком, нежели главным приглашённым дирижёром. Сложилось впечатление, что мы присутствовали на первой встрече маэстро как с оркестром, так и с солистами.

Исполнители ведущих ролей – Евгений Акимов (Рудольф) и Ирина Джиоева (Мими) – сошлись в одном: ключевые арии и дуэт первого акта они спели настолько обессмысленно, без малейших проблесков ни страсти, ни красивой, тщательно выверенной фразировки, что создалось впечатление, будто вы слушаете экзамен второкурсников консерватории. Возможно, всему виной «премьерная лихорадка» – потому что позже, «распевшись» по ходу спектакля, они показали как хороший верхний регистр и наработанные актёрские навыки (Джиоева), так и лёгкость и естественность в сценическом поведении (Акимов). Однако обидно, что «гвоздевые», знаменитые арии не вызвали у зала традиционных шквалов оваций. Шонар в исполнении обладателя слабенького, опереточного голоса Владимира Самсонова был попросту не слышен, как будто солиста подменили артистом миманса. И даже талантливый певец Евгений Никитин (Коллен) тоже не смог сделать шедевра из знаменитого ариозо «прощания с плащом». Артисты как будто отрабатывали скучную рутину; блёклое исполнение Мюзетты Екатериной Соловьёвой, «сорвало» некоторые аплодисменты только за счёт острой характерности партии и точности работы режиссёра.

Мариинский театр, располагающий огромным количеством молодых, талантливых, голосистых и опытных певцов, поставил в премьерный состав далеко не лучших своих солистов. Может быть, Валерий Гергиев (ведь именно по его велению в последний момент «ставят» солистов в спектакли) просто не хочет праздника в своё отсутствие? Бесспорно, надо давать «боевое крещение» молодёжи. Но я полагаю, что – заплатив триста рублей за место на премьере в одном из ведущих театров страны – я имел право на праздник. Праздника, однако, не получилось. Насторожило и другое: в купленном мною буклете, среди возможных исполнителей оперы, Анна Нетребко указана в качестве возможной исполнительницы партии… Мюзетты. Понятно, что ведущая солистка театра, обладательница статуса примадонны Мариинки, Нетребко должна петь не характерную партию второго плана, но требующую настоящего вокально-драматического мастерства партию Мими. Кто поставил её на второй план? Тайна сия велика есть.

В роскошно изданном буклете приведены, кроме всего прочего, фотографии и подробные биографии всех без исключения членов постановочной «команды». Лишь о солистах (даже исполнителях главных партий) – там не найти и слова. Подобное пренебрежение к артистам, похоже, стало уже визитной карточкой администрации Мариинского театра.

…В Мариинке прошла прекрасная премьерная постановка (а в практике театра это всё-таки пока остаётся исключением, нежели правилом) – но поставленные в премьерный состав солисты, вкупе с небрежно отыгравший премьеру оркестр, сильно подпортили настроение. После антракта рядом со мной, в партере, в дорогом ряду, оказалось шесть свободных мест. После третьего акта (без антракта, а в простом затемнении зала) партер покинули аж три ряда зрителей. По окончанию спектакля «премьерных» оваций не было. И – впервые в моей практике наблюдателя – на поклоны не вышли ни режиссёр, ни художник-постановщик. Единственные, кому я хотел бы от души поаплодировать.