Милан, осень 1952. Мы обосновались в Милане. Наконец у нас есть дом, на площади Борромео, в центре города. Нас окружает искусство, древняя история, самые аристократические особняки. Именно этого мне недоставало в Америке. Я бесконечно счастлива. Нашей летней резиденцией станет Равенна, где у нас есть вилла на море, рядом со знаменитой сосновой рощей, источающей запах смолы.
Джузеппе подписал контракт с "Ла Скала", будет петь Джоконду с Марией Каллас, Эбе Стиньяни, Карло Тальябуэ. Еще и Богему под управлением Де Сабата.
"Метрополитен" и "Ла Скала" ссорятся из-за Джузеппе. Иными словами, "Метрополитен" упрекает его за то, что он больше не хочет петь в Нью-Йорке. А как же? Ведь они требуют, чтобы он все время сидел только там у них и не дают ему никакой передышки. Он, естественно, предпочитает "Ла Скала".
Дела идут плохо. Из Нью-Йорка летят неприятные послания. Бинг дошел даже до угроз. 1 октября 1952 года он пишет Джузеппе:
"Дорогой Ди Стефано, надеюсь, вы хорошо провели лето и у Вас и Вашей семьи все в порядке.

Переходя к разговору о сезоне 1953 года, замечу, что Ваше письмо не содержит определенного ответа. Но и в этом случае я могу воспользоваться Вашим участием в новой постановке "Фауста", только если Вы способны забыть все, что ранее происходило на сцене "Метрополитен" и заставляло меня краснеть каждый раз, когда поднимался занавес перед началом оперы. Несмотря на Ваше исключительное вокальное мастерство, "Фауст", который шел на нашей сцене, был наихудшим, какой я когда-либо видел, и потому его совершенно необходимо переделать. Хотите ли принять в этом участие? Если согласны, придется хорошенько поработать. Если нет, скажите прямо…
Сообщите мне, пожалуйста, конкретно и без недомолвок:
а) сможете ли приехать в Нью-Йорк на репетиции 22 декабря, как условились;
б) принимаете или нет предложение, касающееся сезона 1953/54 года…

Пласидо Доминго, которому исполнилось 60 лет, в прошлом году закончил запись всех теноровых арий Верди. Сборник из 10 CD включает и арии, которые он никогда не исполнял на сцене - такие, например, как ария Фентона из "Фальстафа". Встретившись с корреспондентами журнала "Граммофон" Дженс Питером Лонером и Кристианом Шарфом, Доминго поведал им об этой записи, своих планах насчёт "Кольца" и будущем поп-проекта "Три тенора". 

- Мистер Доминго, вы недавно выпустили собрание записей вердиевских арий. Что вы чувствуете в связи с этим?

- Ну, прежде всего, Верди - это большая часть моей карьеры; большой процент моих записей и выступлений связаны с этим композитором. Спустя годы я осознал, что сами по себе эти записи уже представляют собой большую коллекцию музыки, записанную с прекрасными дирижёрами.

Милан, 27 декабря 1952. 15 декабря Джузеппе спел в "Ла Скала" под управлением Де Сабата сказочную Богему с Росанной Картери, молодой и необыкновенно красивой сопрано. Так началось его сотрудничество с "Ла Скала".
Вчера, в день Святого Стефано, состоялась премьера Джоконды с Марией Каллас, Эбе Стиньяни и Карло Тальябуэ. Я, как обычно, сидела в царской ложе. Предпочитаю слушать оперу из зала. Здесь лучше акустика и, кроме того, я себя свободнее чувствую, могу вставать, выходить, когда захочется, не скрывать свое настроение. И разумеется, ничто не мешает мне пойти в гримуборную к Джузеппе, если пойму, что необходима ему.
После спектакля я прошла в гримуборную к Марии Каллас поздороваться. На мне был, как и полагается на премьере, вечерний туалет и изумрудное колье от "Фараона". Мария смотрит на меня и замечает:
- Боже милостивый, какие драгоценности!

Удивительно изящная, очаровательная синьора средних лет, необыкновенно элегантная, с потрясающими драгоценностями, в шиншилловым паланкине, с улыбкой протянула руку моему мужу. У нее были иссиня черные волосы и седая прядь на лбу. Какое-то совершенно ирреальное явление.
Джузеппе галантно пропускает синьору вперед, она входит, завязывается разговор, и выясняется, что она из Сальвадора, но итальянка по происхождению, очень любит оперу, живет в Сан Сальвадоре, но и в Риме тоже, естественно. Восхищается пением Джузеппе Ди Стефано и давно мечтала познакомиться с ним. Она пригласила нас к себе на чай через несколько дней. Джузеппе принял приглашение - интересно было познакомиться с ее семьей.
Надо ли пояснять, что это она прислала ему в дар святую Чечилию от "Картье"?
Несколько дней спустя, после спектакля в "Опере" в гримуборную принесли большую коробку от "Булгари". Что происходит, обрадовалась я. Как хорошо иметь таких прекрасных поклонников!

Милан, 13 апреля 1953. Вчера вечером в "Ла Скала" был большой праздник, потому что в спектакле пели любимейшие певцы миланской публики - Рената Тебальди (Тоска) и Джузеппе Ди Стефано (Марио Каварадосси).
Как прав был Тосканини, назвав голос Ренаты Тебальди "ангельским". Мне трудно передать, какой силы волнение вызвал у меня этот спектакль. Голоса Ренаты и Джузеппе сливались в таком нерасторжимом, поистине совершенном единстве, что опера казалась еще прекраснее, еще гармоничнее. Если бы Пуччини мог услышать их, он, несомненно, пришел бы в полный восторг. Рената достигла в партии Тоски совершенства, которое невозможно превзойти.
Очень хорош был Сильвери (Скарпиа). Несравненным, как всегда, Де Сабата, великий художник. С неожиданными красками, какие только он способен извлечь из оркестра, дирижер еще раз сумел вызвать восхищение музыкой Пуччини.

Вена, 1954. Я глубоко возмущена тем, что произошло. "Ла Скала" приехала в Вену с Лючией. Нас всех пригласили на этот выездной спектакль, который в столице Австрии так ждали. Но я очень гордилась, что Джузеппе вместе с Каллас и Гербертом фон Караяном стали главными фигурами в этом блистательном спектакле.
Вчера вечером все мы, волнуясь и переживая, и множество венцев, любящих оперу, а также Джузеппе Ди Стефано (я уже знала это), разместились в театре. Я сидела рядом с синьорой фон Караян.
Правда, уже во время спектакля меня раздражал ярко освещенный дирижерский пульт. Я впервые увидела нечто подобное. Джузеппе Верди, подумала я, в свое время ограничивался только своим присутствием в оркестре, а тот сам, без управления, исполнял его оперы. Тогда еще не было подиума, не полагался дирижер с палочкой. По окончании спектакля композитор робко поворачивался к публике и скромно раскланивался.

Милан, май 1955. Де Сабата, художественный руководитель "Ла Скала", попросил Джузеппе спеть Травиату с Каллас. Режиссер Висконти, дирижер - Карло Мария Джулини.
Джузеппе не очень-то любит участвовать в этой опере, крайне трудной интонационно. Верди, как он нередко поступал, некоторым ариям придал очень легкое оркестровое сопровождение, построенное на ритмических, еле слышных аккордах контрабаса.
У Джузеппе одно ухо слышит немного хуже. И если вдруг случится, что он не уловит вступление, то может сфальшивить. Он прямо говорит об этом Де Сабата. Тот его успокаивает:
- Я сам буду стоять за занавесом и дам тебе знак.
Джузеппе неохотно соглашается еще и потому, что в целом Травиата, если не считать арии во втором акте и сцену с возвращением Виолетте денег в третьем, не приносит тенору особого удовлетворения. Де Сабата обожает Джузеппе, и мой муж не в силах ему отказать.

Вот и начались Гастроли Польской Национальной оперы в Москве, открывшиеся оперой Кароля Шимановского "Король Рогер". Эта опера была создана на основе романа Ярослава Ивашкевича, герой которого - реальный исторический персонаж - король Роджер II, правивший Сицилийским королевством в XII веке. Опера посвящена религиозным исканиям, борьбе христианства и язычества за душу человека. Само по себе действие довольно статично и не изобилует яркими сюжетными ходами. В Сицилийском королевстве появляется некий Пастух-лжепророк, который соблазняет народ и призывает к служению Дионису и чувственным наслаждениям. Король Рогер, по требованию Архиерея и Дьяконессы, назначает суд над святотатцем, однако во время выступления перед судом Пастуху удается соблазнить своим учением народ Сицилии и королеву Роксану, которая оставляет Рогера и уходит с Пастухом. Король погружен в мрачные раздумья, он не может жить без Роксаны и решает склониться перед Пастухом. Восходящее солнце ослепляет Короля, и он приносит в жертву солнцу свое сердце.

- Можешь себе представить, чтобы в девятнадцатом веке, - говорит мне Джузеппе, - когда с большим уважением относились к родителям, молодой человек во время разговора с отцом вдруг отошел бы от него, устремясь к призраку возлюбленной...
Подобная мизансцена представляется Джузеппе абсолютно неестественной.
А в третьем акте, который нравится Джузеппе своей драматической напряженностью, Альфред, по замыслу Висконти, после арии, обращенной к Виолетте, должен броситься к игорным столам и в порыве чувств с яростью разметать деньги и карты со всех столов.
- Ну, ладно, к столу, даже к двум, - недоумевает мой муж, - но на сцене множество столов. Мне кажется, это уж слишком - носиться по всей сцене и сбрасывать деньги и бумаги со всех столов.
Если и существует нечто такое, что Джузеппе совершенно не выносит, так это отсутствие чувства меры. А тут как раз его вынуждают смириться с этим.
Словом, атмосфера на репетициях нагнетается такая, что не предвещает ничего хорошего.