Когда через полтора месяца мы встретились с маэстро в Нью-Йорке, он пригласил меня с женой в Ривердейл. Маэстро был настолько доволен результатами поездки, что захотел торжественно отметить это событие большим приемом и пригласил к себе на виллу весь оркестр. 

Он сказал гостям, что скоро уедет в Италию и хочет воспользоваться случаем, чтобы попрощаться со всеми. Со мной он тоже о многом говорил и, в частности, сказал, что хочет исполнить Фальстафа в Буссето. Я сидел рядом с ним на диване и видел, что маэстро очень забавляло, как музыканты толпились у столов, где было множество разных яств, набрасываясь на всю эту благодать.

В октябре этого же года я находился в Сан-Франциско, где был занят в оперном театре "Вор Мемориал опера-хауз", основанном маэстро Гаэтано Мерола. Я уже спел "Отелло" с Рамоном Винаем и готовил "Травиату" с маэстро Фаусто Клева. 

Отличный дирижер, Клева не хотел, чтобы я брал соль-бемоль, как это принято, в дуэте Жермона и Виолетты. Однажды на оркестровой репетиции, услышав, что я тоже по традиции добавляю эту ноту, он сказал мне:
- Послушай, Вальденго, ведь Тосканини не позволил бы тебе этого!
Я ничего не ответил, но больше не брал соль-бемоль. Однако маэстро Мерола, директор театра, побывав на очередной репетиции, пригласил меня к себе в кабинет и сказал:
- Дорогой Вальденго, я неплохо плачу вам. Почему же вы не берете соль-бемоль во II акте? Будьте любезны петь эту ноту, как того требует давно установившаяся традиция.

1952 год был очень плодотворным для меня. Я смог продолжить свои выступления в "Метрополитен-опера", а потом в Цинциннати и в Сан-Франциско.

Возвращаясь в Нью-Йорк, я каждый раз звонил маэстро, и тот сразу же приглашал к себе. В этот год он прошел со мной все самые важные партии моего репертуара и никогда не забывал повторить самые яркие эпизоды из "Фальстафа".

Когда мне доводилось исполнять в разных театрах оперы, которые меня научил петь Тосканини, дирижеры всегда хвалили мое исполнение и спрашивали, с кем я готовил партии.
- С Тосканини, - отвечал я, и все умолкали. Маэстро Фриц Буш однажды сказал мне:
- Дорогой Вальденго, когда поете вы, чувствуется рука Тосканини.

В 1953 году, когда закончился мой контракт с "Метрополитен", я вернулся в Италию и в сентябре отправился навестить маэстро на остров Сан Джованни на Лаго Маджоре - очаровательное место, куда он уехал отдохнуть в поисках тишины и покоя.

Вальтер Тосканини приказал лодочникам никого не перевозить на остров. Маэстро хотел жить в уединении. И мне тоже никакими силами не удавалось уговорить лодочника переправить меня на этот островок. Я обещал ему щедрое вознаграждение. Нет, он и слышать ничего не хотел!

Я вновь увиделся с маэстро в Нью-Йорке зимой 1953 года. Вальтер Тосканини часто присылал мне билеты на концерты, которыми маэстро дирижировал в Карнеги Холл.

Студия "8Н" была превращена в телевизионную студию, и маэстро, хоть и неохотно, вынужден был согласиться с переменой. Он любил эту студию и сказал мне как-то раз об этом, когда я зашел к нему в уборную в Карнеги Холл:
- Видишь, дорогой мой? Меня переселили сюда. Что поделаешь, все постепенно меняется. Однако там я себя чувствовал почти как у себя дома.

Из разговоров в Нью-Йорке я убедился, что мысль о Фальстафе неотступно преследовала его, и когда вокруг не было никого из близких, он спрашивал меня:
- Не забываешь, дорогой мой, Фальстафа? Повторяешь партию?