ГЛАВА 9. ТЫ ЕЩЕ НАБЕРЕШЬСЯ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

1952 год был очень плодотворным для меня. Я смог продолжить свои выступления в "Метрополитен-опера", а потом в Цинциннати и в Сан-Франциско.

Возвращаясь в Нью-Йорк, я каждый раз звонил маэстро, и тот сразу же приглашал к себе. В этот год он прошел со мной все самые важные партии моего репертуара и никогда не забывал повторить самые яркие эпизоды из "Фальстафа".

Когда мне доводилось исполнять в разных театрах оперы, которые меня научил петь Тосканини, дирижеры всегда хвалили мое исполнение и спрашивали, с кем я готовил партии.
- С Тосканини, - отвечал я, и все умолкали. Маэстро Фриц Буш однажды сказал мне:
- Дорогой Вальденго, когда поете вы, чувствуется рука Тосканини.

В Италии, однако, происходило обратное. Из-за того, что я был любимым баритоном Тосканини, мне пришлось пережить самые невероятные унижения до стороны таких дирижеров как Виктор Де Сабата, Франко Капуана и других.

По случаю новогоднего праздника мы вновь были приглашены к Тосканини. Он хотел, как всегда, собрать свих певцов. Таким образом, 1953 год мы встретили вместе с маэстро.

Помню, он попросил меня спеть "Шансон а буар" Равеля и затем сымпровизировать сатирические куплеты на самых известных в музыкальных кругах Нью-Йорка людей.
Когда мы расходились, Тосканини шепнул все то же:
- Повторяй Фальстафа и не пропадай, потому что у меня есть интересные планы.

Я не упустил случая и вскоре навестил его.
Незадолго до этого я выступал по телевидению с концертом. Часть номеров я исполнял в театральном костюме, часть - в обычном, гражданском. Едва увидев меня, Тосканини сказал:
- Знаешь, а ты молодец. Очень нелегко выступать перед этим "ящиком". Думаю, что петь перед этим красным глазом не очень-то приятно. Ведь никого не видишь, а понимаешь, что за ним скрываются миллионы телезрителей.

Я сказал, что меня пригласили петь в театр "Карло Феличе" в Генуе и в миланский "Ла Скала" в опере Итало Монтемецци "Любовь трех королей". Я спросил, что он думает об этой опере. Он ответил, что она красива. Но ему больше нравятся первые два акта, написанные на одном дыхании. И рассказал, что Монтемецци потратил больше года на создание III акта, причем много раз переезжал в разные дома и города в надежде найти вдохновение, но это так и не удалось ему. В III акте и в самом деле недостает непосредственности.

Я спросил маэстро, что он думает о партии Манфреда, которую мне предстоит петь. Он ответил:
- Я бы не стал поручать ее тебе, потому что твой голос слишком мягок. Но все равно, спой ее, это поможет тебе войти в "Ла Скала". Приходи ко мне, когда захочешь, и мы пройдем эту партию.
Потом он спросил:
- А кто дирижирует?
- Маэстро Де Сабата, - ответил я. Тосканини покачал головой и сказал:
- Дорогой мой, с этим человеком ты еще наберешься неприятностей. Он знает, что ты пел со мной. Это превосходный дирижер, но он часто слишком меняет темпы.
После того как закончились мои выступления в "Аиде" в "Метрополитен" и в "Лючии де Ламмермур" в Нью-Орлеане, мы с женой уехали 16 апреля в Италию, где мне предстояло петь в Генуе в театре "Карло Феличе" под управлением Франко Капуана, а 10 мая в спектаклях миланского "Ла Скала" под управлением Де Сабата. Если в Генуе Капуана не пошел дальше некоторых "уколов" в адрес "волшебника", то в "Ла Скала" Де Сабата перешел все границы приличия, на что я вежливо ответил стихами. И тут Тосканини оказался провидцем!

В июне я отправился в Париж, чтобы петь там в "Гранд-опера" в "Риголетто", и оттуда полетел в Цинциннати, где пробыл до июля, выступая в "Аиде", "Секрете Сусанны", "Травиате" и "Тоске".