ГЛАВА 9. ВСТРЕЧА НА ЛАГО МАДЖОРЕ

В 1953 году, когда закончился мой контракт с "Метрополитен", я вернулся в Италию и в сентябре отправился навестить маэстро на остров Сан Джованни на Лаго Маджоре - очаровательное место, куда он уехал отдохнуть в поисках тишины и покоя.

Вальтер Тосканини приказал лодочникам никого не перевозить на остров. Маэстро хотел жить в уединении. И мне тоже никакими силами не удавалось уговорить лодочника переправить меня на этот островок. Я обещал ему щедрое вознаграждение. Нет, он и слышать ничего не хотел!

Я сказал ему:
- Послушайте, добрый человек, я певец, я много работал с маэстро, и сейчас мне очень нужно поговорить с ним, потому что мне предстоит петь с ним.Но лодочник продолжал отрицательно качать головой и наконец заключил:
- Вы, синьор, не певец, вы американский журналист.
Тогда я выложил последнюю карту. Я во все горло запел первое же, что пришло мне в голову, - баркаролу из Джоконды. Лодочник смотрел на меня, вытаращив глаза от изумления и восторга!
Мое пение убедило его, и он переправил меня на островок, заставив поклясться, однако, что я никому не скажу, что это он перевез меня.

Пока мы плыли по озеру, я невольно размышлял о том, как удачно я вышел из положения. Своей баркаролой я укротил непреклонного лодочника и вспомнил о знаменитом Орфее, который увлекал даже камни и деревья красотой своего пения! Оказавшись перед домом маэстро, я не сразу решился постучать в дверь, потому что некоторые угрызения совести меня все-таки мучили: ведь я нарушал покой маэстро, и он мог быть недоволен.
Наконец я набрался смелости и позвонил!

Мне открыл слуга, которого я давно знал по Ривердейлу. Я сказал ему, что хотел бы видеть маэстро. Через несколько мгновений появился и сам маэстро, который радостно и удивленно приветствовал меня и пригласил в дом.

Он сразу же стал расспрашивать о моей работе и моих близких. Он сказал, что очень огорчен тем, что не удалось поставить "Фальстафа" в Буссето, потом добавил:
- Кто знает, может быть, удастся поставить его в "Ла Пиккола Скала", когда ее закончат. Надо только надеяться, что это будет не какая-нибудь современная штучка вроде гаража. Ну а если еще будут тянуть со строительством, то я уже получу приглашение от Господа Бога... А ты ведь понимаешь, что когда приглашает он, отказать нельзя, иначе он обидится, - и он добродушно усмехнулся.

Дирижировать "Фальстафом", как он хотел, но в театре, к тому же в небольшом театре, чтобы ярче зазвучали все достоинства оперы, - это была мечта, которая обуревала его уже многие годы.
- А ты пой, все время пой Фальстафа, держи его наготове! - советовал он мне.

Мы долго говорили о самых разных вещах. Он сказал мне, что недавно в Америке были выпущены грамзаписи "Отелло". Он слушал их, и они были прекрасны, хотя в некоторых местах запись была и не совсем удачной, поскольку производилась прямо с концерта, а в целом это была очень хорошая работа.
- "Фальстаф", - добавил он, - получится еще лучше. Я очень доволен, что останутся записи этих двух опер и будут распространяться как учебник для молодежи. Я думаю, что все пластинки должны записываться так - непосредственно с концерта, на котором присутствует публика, чтобы певец чувствовал еще больше ответственности и выкладывался в полную меру. Потому что в противном случае, когда он знает, что, допустив ошибку, может переписать отрывок заново, он уже вкладывает в исполнение меньше души, меньше тепла. Ну а в "Отелло", "Аиде" и "Фальстафе" это тепло есть, и его помогла создать публика.

Он был взволнован известием, что как раз в эти дни скончался скрипач Жак Тибо, погиб в авиакатастрофе, и воскликнул:
- Еще один великий музыкант ушел!
И я увидел, как глаза маэстро затуманились печалью. Я сказал ему, что в будущем году буду меньше занят в "Метрополитен" и он ответил:
- Если у тебя будет время, посмотри "Осуждение Фауста". С французским у тебя, я думаю, не будет трудностей, поскольку твой туринский диалект - родной брат этого языка. Эта опера ставится редко, а ведь она так красива. Де Лука так хорошо пел ее!

Он снова настойчиво советовал мне не оставлять Фальстафа.
- Все время повторяй его. Может быть, нам удастся возобновить его.
Потом он крепко пожал мне руку на прощанье и сказал:
- Чао, мой дорогой, увидимся в Нью-Йорке.

Спустившись к пристани, я с удивлением обнаружил, что лодочник ожидает меня. Когда я сел в лодку, он объяснил мне, почему: в молодости он пел в хоре театра "Доницетти" в Бергамо в очень хотел сказать мне об этом. И я ответил ему:
- Мы, певцы, никогда не подводим друг друга...