"Воццек" в Израильской опере

"Даже в самых смелых своих мечтаниях я никогда не задумывался о создании оперы на сюжет "Воццека" … Я не испытывал ничего, кроме желания написать хорошую музыку, воплотить в музыке духовный аспект бессмертной драмы Бюхнера, транспонировать его поэтический язык в музыкальный; ничего иного в мыслях у меня не было, когда я решил написать оперу … кроме намерения вернуть театру то, что театру и принадлежит".

(Из статьи Альбана Берга от 1928 года 'Das "Opernproblem"' (Reich, 1937, p.175)).

Умберто Джордано был не только прославленным композитором, но еще и красивым представительным мужчиной; в беседе он сразу же подавлял окружающих. Зная об этом, он усвоил определенную манеру разговора. Причем профессорский тон Джордано вовсе не делал его высокомерным. Человек редчайшего обаяния, он был закадычным другом Пьетро Масканьи. Они постоянно выручали друг друга в щекотливых ситуациях, когда надо было скрыть свои любовные похождения и не навлечь на себя гнев подозрительных супруг.

Маэстро Джордано испытывал ко мне добрые чувства и, должен признаться, проявлял немалое терпение. Я уже спел в его "Федоре" в "Ла Скала", Венеции и Риме, и мне захотелось принять участие в опере "Андре Шенье".

Из-за кулис раздалось шиканье. Я сообразил, что зрители меня видят. Надо было срочно что-то предпринять.
Медленно и с явным усилием, как и подобает старому пастуху, я поднялся и сел на скамейку. Затем большим разноцветным носовым платком подал знак Дурачку, также застигнутому врасплох, чтобы он подошел ко мне. Нарочно уронив свою трубку, я заставил мальчика ее поднять и расположиться рядом со мной на траве. Потом я прошелся вокруг, собирая остальных детей, которых теперь отправлял ко мне из-за кулис постановщик.

Короче говоря, я попытался заполнить время, передвигаясь неторопливо и плавно, в такт музыке, не переигрывая при этом, пока оркестр не закончил увертюру. Маэстро Де Фабрициис последовал моему примеру и, пренебрегая паузой для аплодисментов, раздававшихся обычно, когда смолкала музыка, сразу же перешел к первой картине. Я же продолжал выступать в необычной для себя роли мима.

Красотка явилась на следующий день, состоялось прослушивание, обернувшееся для маэстро настоящей пыткой. Убедившись, что синьорита не знает содержание "Арлезианки", Де Фабрициис предложил ей подготовиться к исполнению заглавной роли в этой опере...

Жестоко? Быть может... Но зато эффективно...

Теперь "Арлезианка" почти забыта. Однако опера Чилеа "Адриенна Лекуврер" выдержала испытание временем - и отчасти потому, что ее любили некоторые известные примадонны. Это произведение и поныне привлекает к себе подлинно талантливых вокалисток.

Должен сказать, что именно благодаря нам зрелище обрело пластическую выразительность, так как эта сторона спектакля была лишь едва намечена режиссером. В одной из сцен я, игравший лорда Инферно, согласно либретто, сидел с Леди (Канали) в театральной ложе. В нужный момент я достал из кармана зеркальце и погляделся в него, заслонив лицо... Но когда я опустил руку, мой грим был уже абсолютно иным. По залу прокатился восхищенный стон. Это произвело на публику огромное впечатление.

Да, постановка была очень шикарной, довольно снобистской и вполне соответствовала вкусам определенной части публики. Что касается маэстро Гедини, то он воздержался от каких-либо похвал в наш адрес, хотя от артистов потребовались многие недели упорного труда, чтобы реализовать его замысел. Должно быть, ему не хотелось изменять своей репутации самого холодного человека на свете.

Впервые его опера "Трактирщица" (по пьесе Гольдони) была показана в Риме. В составе исполнителей блистали имена Мафальды Фаверо, Ферруччио Тальявини, Мариано Стабиле. Мне досталась симпатичная и яркая роль. Однако бедняга Персико и на репетициях и на премьере скрывался за кулисами, не находя себе места и пребывая в мучительном и тревожном ожидании. Он напоминал человека, у которого вот-вот должна родить жена. Но я с большой радостью должен признать, что исполнение оказалось достойным этой замечательной оперы.

Якопо Наполи был другим неаполитанским композитором, которого я очень хорошо знал. После римского успеха оперы "Сокровище" ему предсказывали блестящее будущее. Для участия в ней меня пригласили примерно за пять дней до премьеры: кажется, заболел один из исполнителей. Взяв себе за правило всегда помогать театру, попавшему в сложное положение, я за несколько часов проглотил свою партию. Бесценной наградой прозвучали для меня слова композитора, произнесенные им позднее: "Тито, вы прямо-таки спасли оперу, продемонстрировав образец безупречной работы над партией".

Самый свирепый и непредсказуемый среди критиков, Бруно Барилли наводил ужас на исполнителей. Обладая высокой культурой, необычайно бойко владея пером и при этом отличаясь весьма сомнительным вкусом, он выглядел неряшливо в своих потрепанных костюмах в те времена, когда подобный стиль одежды еще не вошел в моду и воспринимался обществом с опаской. Барилли вел беспорядочный образ жизни, часами просиживал в кафе, поглощая сладости без всякой меры и теребя грязными руками свою густую шевелюру.

Однако ему нельзя было отказать в литературной одаренности, и музыкальный мир принимал его таким, какой он есть. Когда-то он был превосходным журналистом и посылал из-за границы корреспонденции, захватывающие репортажи, но предпочтение всегда отдавал музыке. Барилли не раз подвергал безжалостной критике весьма именитых дирижеров, певцов и музыкантов. Короче говоря, не состоявшись как композитор, он ушел в музыкальные критики - такое случается нередко.

Малипьеро отличался эксцентричностью: он жил на своей вилле в Асоло в окружении всевозможных животных. Он долго добивался и в конце концов получил от священника разрешение, чтобы его собака посещала мессу вместе с ним. "Она - творение божие, - заявлял он, - и все отлично понимает".

Будучи человеком выдающимся, Малипьеро жил так, как считал нужным. Со всех концов света к нему приезжали, люди, мечтавшие с ним повидаться, но он принимал только тех, кто ему нравился, или же своих близких друзей. Я считаю для себя большой честью его доброе отношение ко мне; по крайней мере он ценил меня как исполнителя.

Я пел в его опере "Гекуба", которая не вызвала особого скандала, много раз исполнял его прекрасные "Семь канцон". Мне также посчастливилось участвовать в премьере его красивой мистической оратории "Святой Франциск Ассизский". Последним его произведением, в котором я принял участие, был "Лжеарлекин" - довольно поверхностный, лишенный глубокого смысла опус.

Из горной Кортино д'Ампеццо,где снимался фильм, мы перебрались в Венецию, чтобы записать фонограмму в театре "Ла Фениче" с дирижером Франко Феррарой. Пока он просматривал партитуру, к нам присоединились несколько наших добрых друзей, и мы оживленно проговорили вплоть до начала репетиции. Затем в одном из пассажей оркестровой партии, в середине fortissimo, Франко Феррара, обладавший феноменальным слухом, вдруг заявил, что у флейтиста что-то не так с мундштуком его инструмента.

Рота воскликнул: "Вы сошли с ума! Неужели вы что-то слышали?"

Гвидо Кантелли - вундеркинд, чья жизнь оборвалась так рано и так трагично, - отнесся к этому заявлению также с недоверием.

Нас поддержал и Массимо Амфитеатров, знаменитый виолончелист. Ему тоже показалось, что с инструментом все в порядке.

Скончался дирижёр Марчелло ВИОТТИ

Выдающийся дирижёр Марчелло Виотти скончался вчера в мюнхенском госпитале в возрасте пятидесяти лет.
Представитель администрации Баварского радио сообщил, что на прошлой неделе у маэстро Виотти случился инсульт после репетиции концертного исполнения "Манон" Массне с оркестром Мюнхенского радио, где Виотти занимал должность главного дирижёра с 1998 года до прошлой осени. Дирижёр был подвергнут экстренной операции для извлечения тромба из яремной вены, однако оставался в коме, из которой ему так и не суждено было выйти.