Служанка должна двигаться грациозно, с тонким чувством ритма. Когда она. появляется на сцене впервые (сцена в саду), ей стоит принести легкую шаль и накинуть ее на плечи госпожи до того, как Амелия начнет петь свою первую, очень важную арию "Как в этот темный час". Когда служанка ненадолго появляется во второй раз - чтобы возвестить о появлении посланника дожа, ей надо произносить текст ясно и медленно. Нужно точно рассчитать ее выход: служанка ждет появления Амелии и только тогда поет свою фразу. Она не кланяется посланнику (посланником является Пьетро), но жестом приглашает его войти. Только после слов Амелии: "Пусть войдет", относящихся к дожу, служанка удаляется, сопровождая посланника.

Паоло, отрицательный персонаж оперы, существенно отличается от Пьетро и играет гораздо более значительную роль. Когда мне впервые представилась возможность поставить "Симона Бокканегру", помню, как я поспешил к маэстро Серафину, чтобы заручиться его поддержкой и посоветоваться. Поздравив меня, он тут же спросил: "А кто будет у вас петь Паоло? Выбирая певца на эту партию, вы должны быть абсолютно уверены, что у него прекрасный голос и, главное, что он умный, тонкий актер. Эта роль очень важна".

Трудно описать драматизм сцены, которая дает певцу великолепную возможность продемонстрировать свое актерское мастерство. Парализованный ужасом, Паоло не может прибегать здесь к чисто внешним, поверхностным приемам. Его движения должны быть напряженными, жесты скупыми; актеру следует строго следить за выражением лица. Надо передать горечь, которой переполнена душа Паоло, ведь он понял, что сам ведет себя к гибели, что рухнули все его честолюбивые замыслы. Он не знает, как уйти от проклятия, - вся толпа требует, чтобы он его произнес. Дож, в котором взыграла кровь старого корсара, презрительно хватает его и швыряет на землю с криком: "И ты произнесешь проклятье!" Паоло громко, с отчаянием восклицает: "Пусть он будет проклят!", после чего мы слышим полный ужаса шепот толпы: "Будь проклят", который леденит кровь.

Это очень сильная сцена, требующая, как верно отметил Серафин, двух прекрасных, тонких актеров.

Любовный дуэт Адорно и Амелии следует исполнять с настоящим благородством; не надо объятий, здесь нужна спокойная элегантность движений, благородная сдержанность отношений. Адорно вместе с Амелией внимает словам посланника дожа - тот сообщает, что сейчас здесь появится сам дож. Юноша с радостью принимает смелое предложение девушки - им надо поспешить обвенчаться, чтобы избежать сватовства Паоло, ведь Симон просит руки Амелии для своего приближенного.

Амелия уходит, чтобы подготовиться к приему дожа. Появляется Фиеско (Андреа), Адорно просит его благословить их брак с Амелией. Побуждаемый законами чести, Фиеско открывает юноше, что Амелия - не родная дочь Гримальди и что происхождение девушки неизвестно. Для Адорно это безразлично, он хочет жениться на Амелии, и в мелодии, полной почти религиозной красоты и благородства, Фиеско дает свое благословение.

Роль Адорно не таит в себе психологических проблем и очень проста для театрального воплощения. Страстный, преданный, полный энтузиазма, того, что французы называют elan (порыв), он действует всегда элегантно, пользуется выразительными жестами. Когда Адорно узнает правду о родственных связях между Амелией и дожем, он тут же клянется Симону в верности и оказывает ему уважение и поддержку. В конце, когда Адорно провозглашают новым дожем Генуи, актеру не следует важничать и надуваться, надо встать на колени перед мертвым дожем и помолиться за него.

Джакопо Фиеско - гордый аристократ, неумолимый враг Симона; он не идет на примирение до самого конца. Лишь узнав всю правду от умирающего Симона, Фиеско прощает его.

Думаю, когда Верди писал эти строки, он прежде всего имел в виду первую яростную схватку Фиеско с Симоном, где "стальной" голос и каменное сердце соединяются, чтобы выразить фанатичную гордость Фиеско и его страстное желание отомстить. На мой взгляд, играя Фиеско, надо подчеркивать его аристократизм; даже проявления ненависти и злобы должны быть исполнены достоинства и почти королевского величия. Разница между Фиеско, человеком высокого ранга, и теми, кого он считает плебеями, выражается и в манере его речи: он обращается к противнику, называя его по имени: "Симон", в то время, как тот называет его почтительно: "Фиеско".

Даже когда Симон на многие годы становится дожем, патриций по-прежнему не испытывает к нему никакого уважения. В сцене, которая происходит в Зале Совета, Фиеско оплакивает Геную в очень красивых и звучных фразах: "О моя страна, какой позор для тебя! Этот гордый город в руках корсара!"

"Так все называют меня", - отвечает Амелия неопределенным, скорее враждебным тоном. Музыка в оркестре подчеркивает строгость реплики дожа: "Разве не хотят твои изгнанные братья вернуться на родину?" Затем он протягивает ей документ и ждет, пока она его с интересом читает; там написано, что братья Гримальди прощены.

Что-то неуловимое притягивает Амелию к этому величественному человеку, которого она видит впервые. Неожиданно для себя она начинает рассказывать ему о своей жизни. Конечно, Амелия уже не дитя, но есть что-то детское в ее рассказе о прошлом. Она вспоминает о том, как умерла ее няня, как она сама ушла из дома, заблудилась и потерялась. Амелия вспоминает прошлое с драматическим напряжением, пылом, она не может стоять на месте и все время ходит по сцене. В ее трогательных воспоминаниях снова ощущается присутствие моря.

Сцену в Зале Совета, появление там Амелии необходимо очень тщательно отрепетировать. Сценически здесь все должно быть предельно четко спланировано, чтобы создать атмосферу героизма вокруг дочери дожа: она входит и бросается к отцу, дабы защитить его от возлюбленного. Следуют речитативы, которые надо исполнять свободно, в соответствии с ситуацией, очень патетично, возвышенно, каждое слово должно произносить отчетливо. С нежностью и выражением какой-то почти детской мольбы Амелия впервые обращается к отцу с просьбой простить человека, которого она тайно любит. А он в свою очередь, весь во власти отцовских чувств, поет legato, rallentando, dolcissimo, пока не наступает долгая пауза. "... Когда она грустит, моя душа переполняется любовью".

Итак, начав с безымянного Капитана лучников, мы в какой-то степени проследили за действиями Симона, реакциями его врагов, последователей и тех, кому принадлежит его сердце. Теперь давайте посмотрим, как описывает Бокканегру его творец, Верди, который знал своего героя лучше всех.

В письме к Джулио Рикорди, написанном в 1880 году, композитор утверждает:
"Либо опера существует для певцов, либо певцы существуют для оперы. Это старая аксиома, которую не понимает ни один импресарио, но без нее невозможен театральный успех. Ваш состав хорош для "Скала", но не для "Симона Бокканегры". Ваш баритон (Морель), скорее всего, молод. Конечно, у него есть и голос, и талант, и чувство - все в избытке, но он не сможет обрести спокойную уверенность, внешне ощущаемую властность, очень важные для роли Симона. Эта партия столь же изнурительна, как партия Риголетто, но в тысячу раз труднее. Роль Риголетто существует уже в тексте, и, обладая хорошим голосом и актерской чувствительностью, певец великолепно справится с ней. А исполняя Бокканегру, мало иметь только голос и чувства. Роли недостает театральности, ее надо вылепить самому. Итак, прежде всего здесь нужен большой актер. Страстный, мятущийся, с душой, полной огня, а внешне гордый и спокойный (чего так трудно достичь) - вот что необходимо для Бокканегры".

Так называемый "скрытый смысл", который придумали некоторые режиссеры, чтобы показать, как "глубоко" они проникли в реальный замысел композитора, обычно нелеп и заслуживает только презрения. Нет никакой надобности вторгаться в ткань произведения, искажать ход либретто и психологию развития характеров. Нам нужно просто идти тем путем, которым шел композитор, причем до того как он написал первые ноты. Этот путь и легче, и ближе к истине.

Если бы Леонардо да Винчи услышал хоть половину тех "пояснений", которые впоследствии были высказаны по поводу его Джоконды, он, думаю, никогда не приступил бы к картине!

Наконец Арнольд может осуществить свое жгучее желание – отомстить. В каком-то восторженном исступлении он ведет восставших к тайнику, где, как он знает, его отец и Телль хранили оружие для грядущей битвы. С ликующим пением восставшие уходят спасать Телля.

Вторая, и заключительная, сцена происходит на берегу Люцернского озера. Бушует буря, но высоко на скале, неподалеку от дома Телля, вокруг его жены Гедвиги собрались все женщины деревни – они молятся за ее мужа. К ним присоединяется Матильда – селянки не зря верили в ее кротость и доброту. Она привела с собой спасенного ею Джемми. Тот, едва успев обнять мать, вдруг вспоминает об отцовском наказе: зажечь сигнальный огонь, чтобы поднять повстанцев в кантонах.