За свою долгую карьеру Тосканини довелось работать с очень многими исполнителями. Это были самые различные по характеру люди, и не все легко сносили замечания и упреки маэстро. Было немало среди них и завистников. Они-то и составляли главным образом тот круг клеветников, который пытался очернить Тосканини. Будучи не в силах вонзить свое ядовитое жало в него как в выдающегося дирижера, они всячески старались унизить его как человека, распространяя слухи о его скверном, нетерпимом, отвратительном характере.

Если читателю этой книги доводилось разговаривать с кем-нибудь из них, он наверняка слышал: "Тосканини? Музыкальный гений, но какой ужасный характер!" Или же: "Тосканини? Как жаль, что у него такой жуткий характер... Просто невыносимый..." И далее в том же духе. Этим клеветникам противостоит целая когорта истинных служителей музыки, готовых "понять" вполне естественное проявление гнева и возмущения маэстро.

О благородстве Тосканини и его незлопамятности к тем, кто обижал его, свидетельствует множество эпизодов.
Когда Тосканини учился в Пармской консерватории, он однажды подрался из-за какого-то пустяка с товарищем и получил ранение в голову. У него текла кровь. Началось строгое расследование. Дирекция консерватории, не любившая шутить в том, что касалось дисциплины, хотела узнать имя виновника. Другой на месте Тосканини воспользовался бы случаем, чтобы отомстить, но он не мог так поступить. Он замкнулся в упорном молчании и перенес весьма нелегкое наказание.

Когда после падения фашизма стал известен виновник нападения на Тосканини в Болонье 14 мая 1931 года, маэстро ответил журналисту, который расспрашивал его об этом неприятном эпизоде:
- Я забыл имя того, кто обидел меня. Я не питаю никаких злых чувств к нему. Не он, а очень многие другие люди несут ответственность за то, что предали Родину, поправ все принципы гражданской свободы.

Прежде чем закончить свои воспоминания, я хотел бы рассказать об одном интересном и волнующем событии. Это было в декабре 1956 года. Я находился в Турине, где собирался провести новогодний праздник в кругу семьи. Но мысли мои были все время обращены к маэстро, которому я каждый год посылал в это время поздравления и пожелания. В эти дни я особенно часто думал о нем. Мне почему-то казалось, что он рядом и слышит меня.

На этот раз я решил сделать ему необычный новогодний подарок. Вместо того чтобы воспользоваться услугами почты или телеграфа, я решил послать ему магнитную запись со своим поздравлением и пожеланиями.

ОТ АВТОРА

Я не приношу извинений за то, что эта книга – книга личная. Я пишу на основании своего собственного опыта о том, что составляет мой «мир итальянской оперы». Например, для меня «Вильгельм Телль» и «Дон Карлос» – итальянские оперы, в мое время к ним обычно так и относились. Естественно, за долгую историю, прожитую ими в разных странах, их иногда исполняли и по оригинальному французскому либретто. Тем не менее для меня они – оперы итальянские, и у меня есть приятное подозрение, что в споре этом Россини и Верди, пожалуй, были бы на моей стороне.
Моим друзьям Иде Кук и Джон-Карло Бартолини Салимбени – моя признательность.

Что такое голос?

Сам по себе это лишь воздух, колеблющий голосовые связки. Но разум и сердце наделяют его красотой, превращают его в искусство, где заключены все чувства человеческие; тогда это уже поистине дар божий, который, как все божьи дары, обременяет владеющего им великой ответственностью.

Какова ваша собственная заслуга в том, что у вас миловидное лицо или могучие мускулы, острый ум или прекрасный голос? Вопрос в том, как вы будете обращаться с этим даром. Растратите его? Будете нещадно эксплуатировать в угоду собственным амбициям? Оставите втуне, дадите увянуть? Или, быть может, смиренно, ревностно, с любовью и знанием дела попробуете достичь в нем совершенства на радость другим, да и себе тоже?

Не старайтесь придать своему герою большую значимость вопреки замыслу композитора или либреттиста: не в этом состоит ваша задача. А состоит она в том, чтобы до конца разобраться в характере вашего героя: так, что, встреться он вам на улице, вы сразу узнаете его. Для этого вначале мысленно нарисуйте для себя точный, правдоподобный его портрет. Это вам очень поможет в дальнейшем.
Люди не бывают просто смешными или трогательными, благородными или подлыми. Ризничий в «Тоске» забавен по-своему, а Мелитон в «Силе судьбы» – по-своему. Что значит «по-своему»? Разберитесь в этом сами – вот вам и упражнение для начала.

Пусть во время пения в душе вашей пылает огонь! У артиста все чувства обострены вдесятеро больше, чем у обычного человека; надо только знать, когда призвать их на помощь, и они откликнутся и будут вам верными помощниками.

Стоит вам улыбнуться (если, конечно, улыбка к месту) – и голос ваш начнет излучать радость. Пойте с удовольствием и помните, что подлинная красота – внутри вас. Даже уродливый человек может быть прекрасен на сцене.

Переходя от фразы к фразе, внимательно следите за ритмом и темпом. Не забывайте, что пауза – это тоже музыка, а потому должна быть четко выверенной.

Все дети являются на свет исполненными добра. Это подтвердит вам каждая мать! Но идет время, меняются обстоятельства жизни, подступают искушения, с которыми трудно бороться, и понемногу в сердцах большинства людей поселяется зло. Однако стоит хотя бы капле незамутненного добра, хотя бы крохе того великого изначального богатства на миг возродиться – и глубокие, подлинно человечные чувства пронизывают душу.

Мы, исполнители, должны уметь открывать эти чувства в самом неприметном характере, чтобы потом донести их до аудитории. Ведь в любом герое можно найти нечто человеческое: благородство или ненависть, добро или зло, жестокость, высокомерие, ум или глупость, скромность или гордыню. Ни в коем случае не старайтесь обнаружить в одном персонаже все эти черты – только лишь то, что действительно в нем есть. А потом надо это сыграть, сыграть без всякой фальши, так, чтобы в самом неприглядном поступке вашего героя можно было отыскать хоть что-то человеческое.

Конечно, есть немало Компримарио (с большой буквы!), первоклассных певцов, для которых длительность 1/32 вовсе не предел, безупречно владеющих дикцией и ритмом. Манера их исполнения точно выверена, костюм всегда прекрасно сидит, грим безукоризнен. Это те, на кого всегда можно положиться в трудную минуту: Де Паолис, Несси, Нарди, Дзагонара, Сантафе, Андреоли, Джорджетти, Велис, Ланиган, Эрколани, Мариано Карузо и многие-многие другие. Они были для меня не просто партнерами, но истинными, дорогими друзьями. А сколько можно назвать женских имен – имен исполнительниц таких вот маленьких партий, чей замечательный голос и безошибочное художественное чутье всегда необходимы спектаклю.

Ныне многие из них оставили сцену, а число тех кто пришел им на смену, невелико. И я спрашиваю себя: почему? Почему? Труд компримарио прекрасен и в то же время просто необходим: в нем есть свое достоинство, своя ответственность. Между прочим, он также далеко не безвыгоден с финансовой точки зрения. Ведь на каждое выступление ведущего певца труппы у компримарио приходится, пожалуй, три, а то и четыре.

Да, конечно, зритель должен сопереживать исполнителю: плакать, замирать от волнения, смеяться вместе с ним, – без этого не будет настоящего театра. Но все это должно быть уместно и в меру. Актер, который намеренно привлекает внимание дешевым трюкачеством, смеха-то, может быть, от зрителей и добьется, но уважения к себе – никогда. Если, прочитав это, вы вдруг покраснели, задумайтесь хотя бы на минуту, признайте свою вину и никогда так больше не поступайте.

Я могу припомнить немало примеров подобного трюкачества, когда порой становилось просто стыдно за исполнителя. В одной постановке «Севильского цирюльника» Дон Бартоло до того восхитился «Клеветой» Дона Базилио, что воскликнул: «Да это просто бомба атомная!» В том же спектакле Сержант, который появляется вроде бы для того, чтобы навести порядок в доме Дона Бартоло, изображал мертвецки пьяного, ронял шляпу, водружал ее затем на голову задом наперед, падал, спотыкаясь о собственный меч, и в довершение всего обращался не к тому, к кому следовало.