Этим-то вкратце охарактеризованном мною неувядаемо прекрасным произведением Моцарта вздумал угостить нас в минувшую субботу г. Мерелли. Признаюсь, исполнение моцартовского "Дон-Жуана" на сцене нашего Большого театра было для меня, как и для всякого ценителя этого гениального произведения, источником невыразимых страданий, ибо вряд ли приходилось когда-нибудь людям, живущим в стране образованной, присутствовать при более непозволительном глумлении над художественным созданием, представляющим предмет удивления для всего цивилизованного человечества. Какой ужас, какую глубокую скорбь почувствовал бы серьезный любитель живописи, если бы он увидел выставленную на посмешище толпы картину великого мастера, изуродованную, урезанную, подкрашенную рукой грубого маляра? А между тем, эту-то именно роль маляра в отношении к великому творению Моцарта исполняют артисты итальянской оперы, позволяющие себе, ввиду полнейшего непонимания массы, искажать наибезобразнейшим образом такую оперу, как "Дон-Жуан".

Мое решение отказаться от Фигаро ради графа подстегнула случайная опечатка. Предполагалось сначала, что Фигаро буду петь я, а графа – Итало Тахо. Но вот повсюду расклеены афиши, и напечатано в них как раз обратное! Тут-то мы с Итало сразу же, и не без удовольствия, обменялись ролями. Нам, конечно, пришлось работать как одержимым, но мы чувствовали себя гораздо приятнее в шкуре друг друга. Еще один человек, у которого буквально от сердца отлегло, был импресарио – он просто места себе не находил из-за этой ошибки, пока не выяснил, что мы в высшей степени довольны переменой декораций.

Так я стал графом. И оставался им до конца своей карьеры.