ГЛАВНАЯ ОБМЕН БАННЕРАМИ ССЫЛКИ ССЫЛКИ НА МУЗЫКАЛЬНЫЕ САЙТЫ О ПРОЕКТЕ

"Волшебная флейта" в Израильской опере

Ярко-серая сказка в качестве подарка на юбилей.

"Здравствуйте, дачницы!
Здравствуйте, дачники!
Сьёмки у нас уж давно начались..."
М. А. Булгаков "Дни Турбиных"


Толпа жителей провинциального городишки начала двадцатого века заполнила сцену. Канотье, цветные легкомысленные жилетки, чесучовые костюмы у мужчин; платья выцветших оттенков и соломенные шляпки у женщин (художник по костюмам Грета Гойрис) - ни дать ни взять, подходящая фактура для съёмки фильма по пьесе Максима Горького "Дачники".

В голове пронеслось: может, я ошиблась дверью и попала на другой спектакль в другой театр?.. Или хор (крепкая работа хормейстера Леонтия Вольфа) не туда попал?

Нет, вроде всё на месте - оркестр играет что-то напоминающее музыку Вольфганга Амадея, да и солисты в диалогах говорят на языке Гёте и Ницше без малейшего намёка на русское оканье и завывания про смысл жизни.

Чего добивался режиссёр и оформитель спектакля Вильям Кентридж, перенося действие знаменитой сказки Моцарта и Шиканедера в начало прошлого века, так и осталось для меня загадкой. В конце концов "Флейту" можно ставить как угодно; её действие можно переносить в любое время и место. Только желательно при этом всё-таки примерно представлять, о чём ставишь спектакль.

Готова побиться об заклад: у режиссёра Кентриджа была чётко выработанная концепция, что само по себе достойно уважения. Но то ли он в процессе постановки спектакля сам в ней запутался, то ли всё оказалось чересчур заумно - но зрителям постоянно приходилось разгадывать ребусы и загадки. Благо к этому располагает атмосфера действа и декорация довольно кустарного вида (которую, впрочем, с трудом можно назвать таковой, настолько она условна).

Авторы спектакля решили не ограничиваться рамками сценического пространства в визуальном воплощении своего взгляда на шедевр Моцарта, щедро использовав такие революционные визуальные эффекты как, скажем, проецируемые на занавес и декорации анимационные и кино-ролики. Во время увертюры, к примеру, можно было наблюдать два явления: периодически возникающие на занавесе математические формулы и какие-то космические траектории. Первые - намёк на Зарастро; он, похоже, директор НИИ: его мизансцены разворачиваются исключительно на фоне кульманов, ватманов и прочих канцелярских товаров (хор же вооружён линейками, циркулями и тубусами).

Второе олицетворяет епархию самой Царицы Ночи, которая, по всей видимости, пребывает в должности старшего научного сотрудника или начальницы отдела - но занимается астрономией. Три фрейлины её выглядели, как сельские учительницы бальзаковского возраста, которые явно "перезрели" для приключений - пресные дачницы в свите своей всемогущей и злой хозяйки не устрашали и вообще не впечатляли.

Когда открывается занавес, то на сцене появляется Тамино, который флегматично и рассудительно рассказывает залу о том, что его преследует чудовище. За этим лишенным эмоций монологом наблюдают три дамы... Впрочем, одна из них изображает рукой перед объективом стоящей на сцене старой фотографической камеры того самого змея, который гонится за принцем. Последний, доложив зрителям о своих злоключениях, аккуратно, дабы не помять льняной костюмчик охотника, заваливается в обморок.

Впрочем, несмотря на несуразицы постановки, тенор Клод Пиа был первым, кто порадовал публику не только хорошим вокалом, но и прекрасной сценической внешностью.

Зато девушке со звучным именем Милагрос Побладор следовало бы воздержаться от того, чтобы открывать рот вообще. Нет, необходимыми в партии Царицы Ночи высокими "фа" певица обладает. Но пока в первой арии доходит до крайне высокой тесситуры, проходят добрые пять минут, за которые успеваешь отметить стёртый и отталкивающий тембр, превышающую все санитарные нормы тремоляцию и полное отсутствие какой-либо музыкальности и гибкости. Так называемая певица просто докладывает ноты.

Конечно, непросто найти исполнительницу на роль Царицы Ночи - но похоже, становится "доброй" традицией приглашать на эту партию певиц с сомнительными данными. Рецензии, выходящие на целую череду "Флейт" поставленных в этом сезоне, являются тому доказательством.

Казалось бы, о чём беспокоиться Израильской опере, имеющей среди солистов молодую, но вполне опытную Анну Скибинскую, уже "обтёршуюся" на интернациональной оперной сцене (в том числе и в Ла Скала)? - Однако, по непонятной мне причине, Скибинская была определена во второй состав. Почему профнепригодную Побладор не поменяли местами с убедительной и яркой Скибинской - загадка.

Слава Богу, Моцарт не одарил Царицу Ночи слишком большой партией - посему после первой арии о недоразумении по имени Милагрос можно было забыть. До следующего акта.

Тем более, что остальные певцы по большей части радовали. В первую очередь надо отметить прекрасного Папагено - австрийского баритона Петера Эдельманна. В своей роли он просто купается - правда, и тут не обошлось без курьёза, ибо выглядит птицелов даже не дачником, а обедневшим, но благородным дворянином во фраке и в цилиндре. Лишь одно напоминает о том, что Папагено как-то связан с орнитологией: на занавес проецируется изображение птичек, клеток и прочей утвари, имеющей отношение к теме.

Сценический рисунок роли также не особо обременяет исполнителя: он либо ест, либо играет на ящике, который служит ему и глокеншпилем, и табуреткой. В принципе, очень благородно со стороны постановщика по отношению к солисту, который поёт в спектакле больше других, не обременять того излишними мизансценами.

Партнёршей Папагено на премьере была превосходная Шарон Росторф-Замир, которая мастерски спела нелёгкую партию Памины. Правда, надо отметить, что певица не выглядит молоденькой девушкой, а бездарная работа художника по костюмам это только подчёркивала. Однако искренняя игра Росторф и её естественные сценические манеры вскоре заставили забыть об этом недостатке.

Забавным показался Гай Манхайм, комическое амплуа которого идеально подходит к образу гротескного злодея Моностатоса. Пластически и вокально он был крайне убедителен.

Итальянского баса Андреа Сильвестрелли (Зарастро) мне приходилось слышать неоднократно и в вердиевском, и во французском репертуаре и он неизменно производил сильное впечатление. Что произошло с певцом на этот раз, не знаю, но смею предположить, что моцартовский репертуар просто ему не подходит. Голос его можно было бы сравнить с неотесанным гранитом, а сценически он был несколько брутален - не считая тех сцен, где вовсю орудовал на кульмане линейкой, изображая инженера.

Нельзя не отметить исполнительниц трех дам - Шарон Дворин, Карин Шифрин и Эдну Прохник, поставленных режиссёром в довольно затруднительное положение: им надо было не только много петь, но при этом ещё и делать массу движений безо всякой логики и связи - задача не из лёгких. Спели девушки всё довольно чистенько и аккуратно, что и требуется в этих ансамблевых партиях.

А вот "коллеги" дам, исполнявшие тройку мальчиков, фальшивили совершенно безбожно. Правда, внешне детки выглядели действительно как ангелочки, хотя непонятно по какой причине сидели на школьной доске верхом, катаясь на ней из кулисы в кулису. Если допустить, что дети были элементарно перепуганы высотой и довольно быстрым движением транспортёра, на котором находилась доска, то фальшь их вполне простительна.

Если задаться целью пересказать замысел спектакля и всё, что происходило на сцене в течение трех часов, можно запнуться уже на третьей минуте действия. За исключением некоторых сцен Папагено и Папагены (хорошая актёрская работа Хилы Баджио), которые были мило отыграны актёрами, и комические перепалки между Паминой и Моностатосом, вспомнить абсолютно нечего.

Серое сценическое пространство, разрисованные блеклые тряпочки в качестве декораций, приевшиеся с самого начала спектакля; беспрерывно, к месту и не к месту, проецируемые изображения - от инфантильной графики до документальных кадров (!!!) убийства носорога. Честно говоря, порадовало, что в данной постановке не было извращений, сцен секса и насилия (чему мы сегодня радуемся, а?). Ибо - исходя, опять же, из последних тенденций "околооперной" модной режиссуры - в этой опере нам могут показать всё, что угодно: от генсека до фаллоса.

В постановке Кентриджа (которая, кстати, обошла сцены таких театров, как "Ля Моне" в Брюсселе и Сан-Карло в Неаполе), огорчило другое. По всей видимости, не особо разбираясь в музыке, режиссёр ограничился общим планом и работой над визуальной частью продукции. Работу же над мизансценами он поручил ассистентам, которые должны были развить образы героев и поставить движение. С данной задачей они не справились, ибо при внешней аскетичности и блёклости визуального ряда, на сцене вдобавок ещё и ничего не происходило. Текст существовал сам по себе и совершенно не соотносился с тем, что актёры в данный момент изображали. В определённый момент стало ужасно скучно.

Но было бы несправедливым во всём обвинить постановщиков спектакля.

Музыкальная часть, за воплощение которой несколько беспечно и самонадеянно взялся маэстро Дани Этингер, также оставляла желать лучшего. Молодой и честолюбивый израильский дирижёр последние два года является капельмейстером театра "Унтер ден Линден" в Берлине, выполняя функции ассистента интернационального музыкального плейбоя Даниэля Баренбойма.
В прошлом певец и пианист, Дани никогда не учился дирижированию, что с каждым годом становится всё заметнее. Вялые, но вместе с тем назойливые жесты, слабый технический арсенал средств, какое-либо отсутствие внятной трактовки. Вот так можно охарактеризовать музыкальное руководство "Волшебной флейтой".

Этингера бросало из огня да в полымя - от сладких, прямо-таки шопеновских рубато до квадратного маршеобразного примитивизма. При этом создавалось ощущение, что молодой маэстро чрезвычайно недоволен партитурой композитора Моцарта: он её то и дело пытался "улучшить". На его собственный взгляд, разумеется. Как бы то ни было, но Этингеру не удалось доказать, что он талантливее Вольфганга Амадея.

Театр пришлось покидать в грустном настроении. Неужели Моцарт в свой юбилейный год заслужил такую серую постановку и кондовое музыкальное сопровождение одной из лучших своих опер?

Впрочем, принимая во внимание задорный нрав великого композитора, смею предположить, что он бы веселился, увидя подобное. Или пожал бы плечами в недоумении. В смысле, что это было? И при чём тут дачники?

© Дарья Весёлая, 2006

При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить создателей сайта в известность.

Публикация: 27-05-2006
Просмотров: 3579
Категория: Рецензии
Комментарии: 0

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.