Kirov в Королевской опере

что писали критики

Этой публикацией мы заканчиваем обзор английской критики, посвящённый краткому гастрольному десанту Кировской-Мариинской оперной труппы в Англию и её выступлениям на сцене прославленной Королевской оперы.
Неустаревающий, но застрявший в прошлом

Определённо, история признáет определяющее право за первыми набросками Мусоргского его шедевра - "Бориса Годунова" - "оперы в семи сценах", которую он закончил в 1869 году. Так озадачившая консерваторов-традиционалистов в России, эта работа просто опередила своё время - это правда без прикрас. 
Мы можем радоваться его более поздними добавлениям к опере, можем купаться в роскоши известной редакции Римского-Корсакова, но однажды услышанный оригинал в семи сценах, сыгранный без антрактов - наиболее мощное воплощение того, о чём, собственно, эта опера и была написана: горького наследия, что формирует будущее великой нации.

То, что Валерий Гергиев, музыкальный директор первой российской оперной компании, публично провозгласил это - как и то, что он и его Киров Опера должны путешествовать по свету, чтобы убедить в этом мир - очень важно. Но делать это в постановке, настолько скверно задуманной и так плохо исполненной, как эта - есть грустный обвинительный акт: чем стала компания с тех пор, как Гергиев был назначен директором Мариинского театра в 1996 году.

Заслуга "концепции" спектакля записана на счёт сотрудничества Гергиева и оформителя Георгия Цыпина, и в этом, конечно, можно усмотреть некий потенциал. В целом, они попытались поместить оперу в некое неопределённое время, использовать молодых солистов и умышленно не гримировать их "постарше" и не одевать их в соответствующие эпохе костюмы. "Теперь я стар", - поёт монах и летописец Пимен, но выглядит он совершенно иначе. Он выглядит, как и должен - как двойник Бориса, его alter ego, как совесть царя.

Символизм "прёт". Современные костюмы осмотрительно смешаны с историческими, традиционные персонажи (например, бояре) спародированы до гротеска; опера начинается с буквального показа народа в муках: массы людей распределены между тросами и лебёдками, которые разделяют и контролируют их; Борис, с неохотой направляющийся на коронацию, заключён в халат-клетку; но самое главное (и смехотворное) из всего - это церковные купола, отлитые в огромные фиберглассовые фонари, то опускающиеся сверху, то быстро убираемые на место. Это выглядело как слабенький второсортный научно-фантастический фильм пятидесятых годов; какой-нибудь "Борис во Вселенной".
Мы знаем, что у этого человека бывали галлюцинации, однако… Возможно, я не должен раскрывать это, но в момент смерти Бориса один из этих куполов-призраков прорастает серебристыми волосатыми ногами и мутирует в огромного паука.

Кроме того, оскорбительно и отталкивающе даже не столько само оформление спектакля, но его убогий и нищенский вид. Третий сорт. И этот (второй) спектакль был развалинами в техническом отношении, начался на двадцать минут позже и состоял из бесконечных поломок и накладок. И не потому, что это совершенно новый спектакль - постановке уже три года.

Ещё хуже то, что у Гергиева и его компании нет никаких шансов на более яркое будущее, поскольку стиль и манеры труппы застряли в глубоком прошлом. Вы всегда можете оценить положение компании по тому, сколько наигрышей и дешёвых эффектов артисты демонстрируют на поклонах. Поклоны Киров оперы переполнены несерьёзными, дилетантскими выходками и восторгов по поводу самих себя.

Однако есть куда более серьёзный вопрос: что же такое могло случиться с чередой великолепных голосов, которые раньше компания могла выдавать бесперебойно и легко? По прошлым кировским стандартам, певцы на нынешних гастролях были просто ниже всякой критики. Только два певца показали себя достойно: Михаил Кит в роли Пимена и Евгений Никитин - Борис. Когда в свои последние мгновения, собравшись с силами, Борис возглашает: "Я царь ещё!", и оркестр Гергиева подхватывает его вызов, слушателя наконец-то охватывает трепет - но уже поздно, очень поздно.

Этот оркестр - заслуженная слава Киров оперы; тёмные, острые и пронзительные струнные, поэтические духовые, мощная медь. Но на самом деле, работе такого качества просто не место на крупной интернациональной сцене.

© By Edward Seckerson, 04 August 2005, The Independent

Тщетные усилия прекрасного оркестра

Примерно через десять минут после начала спектакля я обнаружил, что пытаюсь вспомнить имя моего одноногого учителя географии. Когда где-то через два часа занавес опустился, я вспоминал, когда в следующий раз надо сдавать машину на сервис.
Оформление "Бориса Годунова" в стиле "научной фантастики" изгоняет из произведения всякий смысл "матушки России".

Я просто как-то не мог сосредоточиться, и дело тут не в моём неугомонно-тривиальном рассудке: знаменитая Киров опера могла давать на сцене несравненного "Бориса" Мусоргского, но это было пустым времяпрепровождением и следованием за фальшивыми богами.

Первой проблемой была реконструкция оригинальной версии оперы 1869 года. Я не понимаю нынешней моды на эту редакцию, за исключением того, что она отвечает нынешней одержимости "аутентичностью" - кроме того, я предполагаю, что эта версия короче и дешевле, чем редакция 1874 года. Но исключение Польского акта и сцены под Кромами лишает оперу многих страниц великолепной музыки и оставляет образ Лжедмитрия совершенно неразработанным.

Второй проблемой была "сценическая концепция" дирижёра Валерия Гергиева и оформителя Георгия Цыпина, которые склепали вместе жалкое подобие постановки. Здесь позвольте мне объявить себя бессовестным реакционером: я не хочу, чтобы Кировская опера заигрывала с модернизмом, я хотел бы, чтобы они берегли свои традиции, раскрашенные задники, и сохраняли бы свои старомодные, музейные постановки.

Вместо этого Цыпин предлагает массу минималистического мрака и тёмных стеклянных конструкций, очевидно позаимствованных из научно-фантастических фильмов шестидесятых годов: Борис в галлюцинациях видит пауков-мутантов, а бояре носят пластиковые бронежилеты. Нет ни намёка на смысл; нет ни русской души, ни тиранического аппарата Кремля, ни авторитета православной церкви - и никакой попытки компенсировать всё это каким-то новым смыслом тоже нет.

Третьей (и самой худшей) проблемой было пение. Труппа звучала весьма потрёпанно (неудивительно, поскольку только накануне они прилетели из Зальцбурга). Хор не был выровнен и сбалансирован; женская часть звучала визгливо, мужская - жидко. Прекрасные басы - такие, как Геннадий Беззубенков (Варлаам) и Сергей Алексашкин (Пимен) на сцене лишь делали вид, а слабому Борису Владимира Ванеева недоставало величия - он не внушал ни ужаса, ни жалости.

Какая напрасная трата сил ослепительного оркестра, прекрасно играющего под электризующим управлением Гергиева. Но даже пикантная сладость духовых, ритмы ударных и торжественное благородство лирических линий не смогли оживить спектакль или прекратить моё беспокойство насчёт того, запер ли я дверь чёрного хода.

© Rupert Christiansen, The Daily Telegraph, 03/08/2005

Спектакль спас Галузин

Последней постановкой, предложенной Киров оперой на лондонских гастролях, стала "Турандот" Пуччини - выбор, который многим покажется спорным. Достижения Кировской оперы в итальянском репертуаре далеки от идеала, что подтвердил их ужасный "Вердиевский сезон" в Ковент Гарден четыре года назад. 
Да и для самой Королевской оперы исполнение на собственной сцене "Турандот" - оперы, которая последнее время всегда была краеугольным камнем в репертуаре - во многих отношениях является вызовом.

Вечер, подтвердив ожидания, по впечатлениям выдался довольно разношёрстным. Положительными событиями стали прекрасная игра оркестра и великолепное исполнение Калафа Владимиром Галузиным. Оркестр, демонстрируя каждый оттенок партитуры, был превосходен, несмотря на замедленные темпы дирижёра Валерия Гергиева в начале и неровный ритм в первых двух актах. Галузин, со своим тёмным и чувственным голосом, уводит Калафа на территории, где грандиозные романтические страсти и всепоглощающий иррационализм слиты в опасном сплаве.

Гораздо менее успешны, как бы то ни было, Ирина Гордей в роли Турандот и Ирма Гиголашвили - Лиу. Огромный голос Гордей часто становится неуправляемым; она имеет неприятную привычку брать высокие ноты "снизу", и вокальная линия неоднократно нарушается остановками и горловыми призвуками. Гиголашвили можно слушать до тех пор, пока она не начинает штурмовать длинные крещендо и диминуэндо в верхнем регистре, где её голос обретает металлический звук.

Постановка Шарля Рубо весьма традиционна, хотя временами и довольно проницательна. Хор детей с выкрашенными белилами лицами, похожих на вампиров, ведёт принца Персии на казнь. Лиу убивает себя кинжалом, выхватывая его из рук Турандот - напоминая нам о том, что у тех, кого ждёт в финале любовный триумф, руки обагрены кровью. Это был не выдающийся, но хороший спектакль - и Галузин, в первую очередь, сделал вечер запоминающимся.

© Tim Ashley, Saturday August 6, 2005, The Guardian

Призрачный комментарий:
Всегда велико искушение что-то подправить в чужой рецензии, что-то акцентировать, или наоборот: "засурдинить", растушевать то, что не нравится.
Особенно велико это желание у многих, когда речь заходит о русской опере: мол, да что эти басурмане в ней понимают! Наше ведь, русское!.. Однако следует всё-таки признать, что англичане имеют, как минимум, точно такие же права судить о русской опере, как и мы - об итальянской или французской. Кроме того, порою со стороны куда заметнее те недостатки, которые мы уже как-то привыкли не замечать.
...Спектакли вывозились в Лондон для показа именно западной публике, не так ли? Так что хотя бы поэтому интересно мнение английских критиков. Ведь и от него тоже зависит, пригласят ли Кировский театр в Лондон на следующий год - или нового приглашения, как после провального "Вердиевского сезона" Kirov-оперы в Ковент Гарден,придётся ждать ещё четыре года. А пока - артисты получили свои гонорары, рабочие и сотрудники - суточные. Так что основная цель поездки на сегодня достигнута...

© Кончита Миллер - комментарий и перевод, 2005.