Джузеппе Верди. СИМОН БОККАНЕГРА
Либретто Ф.- М. Пьяве, Дж. Монтанелли и А.Бойто по драме А.Г.Гутьереса.
Действующие лица:
В прологе:
Симон Бокканегра, корсар на службе генуэзской республики (баритон)
Якопо Фиеско, генуэзский патриций (бас)
Паоло Альбиани, золотых дел мастер (баритон)
Пьетро, горожанин (бас)
В основном действии:
Симон Бокканегра, дож генуэзской республики (баритон)
Мария, его дочь, живущая под именем Амелии Гримальди (сопрано)
Якопо Фиеско, живущий под именем падре Андреа (бас)
Габриэле Адорно, генуэзский патриций (тенор)
Паоло Альбиани, фаворит дожа (баритон)
Пьетро, фаворит Паоло (бас)
Капитан лучников (тенор)
Горожане, солдаты, сенаторы, придворные
Время действия - 1339 год, затем - спустя 25 лет.
Первое представление - март 1857 года, Венеция
Премьера второй редакции оперы - 24 марта 1881 года, Милан, Ла Скала
Пролог.
Эту сцену Верди представлял так: площадь в Генуе. Вдалеке церковь. Справа дворец герцогов Фиеско с большой лоджией, рядом с нею - ниша со статуей Богоматери и светильником. Ночь. На площади беседуют Паоло и Пьетро. Они обсуждают предстоящие выборы дожа. Паоло убеждает Пьетро, что новым правителем Генуи должен стать Симон Бокканегра: он, дескать, храбр, он освободил море от африканских пиратов и вернул генуэзскому знамени былую честь.
- Ну да, - говорит Пьетро, - но мне-то что с того?
- У тебя будут деньги, власть, почести! - в упоении перечисляет Паоло. Разумеется, золотых дел мастер сам мечтает обо всех этих вещах, потому и агитирует за Симона.
- О, за эту цену я всегда готов! - отвечает Пьетро. - Я призову плебеев поддержать Бокканегру! - он удаляется, чтобы заняться сбором подписей выборщиков и предвыборной агитацией электората, а на пустынной площади у дворца Фиеско появляется Симон, которого интриган Паоло специально вызвал в Геную.
- Что случилось? Почему ты меня позвал?
- Хочешь быть дожем? - спрашивает Паоло.
-Я? Нет!!
- Как, тебе не нужны власть и богатство?.. А Мария - она тебе нужна?
Симон вздрагивает. Мария, дочь патриция Якопо Фиеско, была возлюбленной Бокканегры, но ее отец разлучил влюбленных. И теперь, опасаясь того, что бесчестие дочери станет всем известно, Фиеско держит Марию в заточении в своем дворце.
- Если ты станешь дожем, - вкрадчиво говорит Паоло, - даже гордый патриций не сможет отказать тебе, когда ты попросишь руки его дочери!
- Хорошо, - вяло отвечает Симон (все его мысли сейчас занимает только Мария), - делай, как знаешь…
- Дык все дела уже заварены, - с готовностью отвечает Паоло, - только обещай мне потом твою защиту и покровительство.
- Да будет так!
- Сюда идут! Исчезни, пусть наши планы пока будут тайной!
Симон удаляется, а площадь заполняется плебеями, под предводительством Пьетро.
- Ну, надеюсь явка на выборы превысит пятьдесят процентов?
- Да все придём на выборы! - бубнит толпа.
- Кого вы собираетесь выбрать?
- Лоренцино… - отвечает хор.
- ЧТО?! - заводится Пьетро, что твой фюрер. - Какого-то патриция, продавшегося дому Фиеско?! - (он уже почти кричит). - Нет, ребя; дожем должен стать настоящий герой, сильный, мужественный, и при этом - наш человек, человек из народа!
- Кто же это? Скажи нам! - просят горожане.
- Симон Бокканегра, - звучно произносит Паоло, выступая вперед.
- А как же Фиеско? Мы хотели сторонника Фиеско, - робко бормочет толпа.
- Фиеско?! Взгляните на его дворец! Это - страшная тюрьма! - мрачно заявляет Паоло. - Тут томится бедная прекрасная девушка, а по ночам здесь бродят призраки. Осените себя крестом, чтобы спастись от нечисти, обитающей в этом дворце, и голосуйте за Симона! (ариозо L'altra magion vedere?)
- Да-да, Симон; конечно-конечно, - вздыхает хор. Паоло до того запугал электорат, что бедные плебеи уже на все согласны.
Площадь пустеет, а из темного дворца выходит Фиеско и поет свои знаменитые речитатив и романс Il lacerato spirito:
- Этот дом стал гробницей для моей дочери! Я не смог спасти ее! Низкий, коварный соблазнитель ее погубил!
Затем он обращается к статуе Богоматери:
- А ты, Святая Дева, куда смотрела? Тебе нравится, когда страдают? О, что я говорю! Я сломлен отчаяньем и позором моей дочери. Я брежу, сжалься! Теперь она среди ангелов, ах, Мария, заступись за меня перед Богом! Молись за меня, Мария (в финальной фразе Prega, Maria, per me бас берёт - должен, по крайней мере - долгое, мощное и внушительное нижнее фа-диез).
Из дворца раздаются жалобные вздохи хора: "Мертва, о горе!"
Появляется Симон - его имя уже у всех на устах; наверное, его выберут дожем, и тогда он будет просить у Фиеско руки своей Марии… Но кто тут? В мерцающем свете факелов Бокканегра видит Фиеско.
- Симон?!! Как ты посмел появиться здесь? - восклицает тот.
- Я пришел молить о прощении… Не будь жесток! Я завоевал славу, и все мои военные победы были лишь во имя любви.
- Да, ты храбр, но ты обесчестил мою дочь! Такие обиды не прощают. Я ненавижу тебя!
- Сжалься!
- Нет, мир между нами наступит лишь тогда, когда один из нас умрет!
- Ну что ж, убей меня, - с горечью произносит Симон. - Принеси меня в жертву своей чести.
- Нет, сначала верни мне то, что ты отнял. Верни мне дочь Марии, дитя вашей любви - клянусь, я сделаю ее счастливой, а ты будешь прощен.
- Это невозможно, - Симон скорбно склоняет голову и начинает грустный рассказ Del mar sul lido fra gente ostile:
- Девочка жила в уединенном месте под Пизой, вместе со своей кормилицей, я навещал их, и однажды, придя в дом, я увидел, что старая кормилица лежит мертвая, а моя дочь исчезла. Напрасно я искал ее!
- Раз так, - сурово заключает Фиеско, - ты навсегда мой враг.
- Постой! Выслушай меня!
- Прощай, Симон.
Фиеско резко разворачивается и уходит прочь, но, сделав несколько шагов, останавливается и, не видимый Симоном, наблюдает за ним. Бокканегра же направляется к дворцу Фиеско.
Он не знает о смерти Марии и хочет увидеть свою возлюбленную. Стучится в дверь - нет ответа. Но дверь открыта. Удивленный Симон входит внутрь.
- Обнимешь ты лишь труп холодный! - мрачно замечает Фиеско из темноты.
- Мария, Мария! - зовет Симон и, найдя свою возлюбленную мертвой, в ужасе выбегает из дворца: - Нет! Наваждение! Не может быть!
Вдалеке раздаются голоса: "Бокканегра!"
- Кто зовет меня? Это голоса демонов? - мечется Симон.
Голоса все ближе. Наконец, на площадь влетает веселая толпа, во главе ее - Паоло и Пьетро:
- Ты избран дожем!
- Прочь, призраки! Это - могила! - в исступлении кричит Симон.
- Это - трон! - торжествующе отвечает Паоло.
- Симон - дож?! Проклятье! - восклицает Фиеско.
- Да здравствует Бокканегра, народный избранник! - ликует толпа.
Конец пролога
1 акт.
(Между прологом и первым актом проходит 25 лет).
Парк дворца Гримальди недалеко от Генуи. Здесь уединенно живет Амелия Гримальди со своим опекуном, падре Андреа (это - скрывающийся под видом священника Якопо Фиеско, которого давно считают умершим). Слева дворец, на дальнем плане - море.
Амелия поет арию Come in quest'ora bruna, порою прихотливо меняющую свой размер с 9/8 на 6/8:
- В лунном свете сияют звезды и море, и луна соединяет их, как соединяются два чистых сердца…
Но бедной сироте море и звезды напоминают о той страшной ночи, когда старая умирающая женщина произнесла: "Благослови тебя, Господь". О, скромный приют моих детских лет! Я помню тебя, живя в этом роскошном дворце… Но где же мой возлюбленный? Каждый вечер в этот час раздается его песня…
За сценой слышится голос тенора с аккомпанементом арфы:
"Сердце без любви - это небо без звезд и луг без цветов".
- Это его голос! Он идёт! О, радость! - восклицает Амелия.
Тут же появляется Габриэле Адорно (арфистку вместе с арфой он предусмотрительно оставил за кулисами):
- Почему так поздно?! - тут же набрасывается с упрёками Амелия.
- Извини, любимая. Моё опоздание вызвано делами, что принесут тебе величие…
- Знаю я все твои секреты. Ты готовишь мне могилу, а себе виселицу. Ты - заговорщик и злоумышляешь против дожа! Думаешь, я не вижу, как вечерами вы собираетесь в кабинете Андреа и строите какие-то тайные планы - ты, Лоренцино и другие?
- Тише! Здесь даже у стен есть уши! Выброси из головы эти бредни!
Влюбленные пытаются успокоить и разубедить друг друга, это - дуэт Vieni a mirar la cerula:
- Взгляни на море, там - Генуя, где правит твой враг, но напрасно ты сражаешься с ним. Лучше забудь все в объятиях любви! - говорит Амелия.
- Ты - чистый ангел, но не пытайся проникнуть в мрачные тайны ненависти. Лучше забудь все в объятиях любви! - это Габриэле.
Появляется слуга с известием, что скоро во дворец Гримальди прибудет дож. Амелия знает, что Бокканегра будет просить ее руки для своего фаворита, Паоло Альбиани. Поэтому она говорит Габриэле, чтобы тот нашёл падре Андреа:
- Мы должны обвенчаться! Нельзя терять время! Расскажи ему о нашей любви!
Падре Андреа (Фиеско) действительно тут как тут:
- Знаю, все знаю. Вы, Адорно, любите Амелию. Идемте, мне надо поговорить с вами.
Амелия оставляет мужчин, - ей надо переодеться к приходу Дожа - а падре Андреа тем временем рассказывает Габриэле, что тайна рождения Амелии покрыта мраком. Быть может, узнав о том, что девушка - незнатного происхождения, Адорно откажется от нее?
- Как же так? - восклицает юноша. - Она же из славного рода Гримальди!
- Э, нет, - коротким, но удивительно благородным и кантиленным ариозо ответствует Фиеско. - Маленькая дочь Гримальди умерла в монастыре в Пизе... В день ее смерти во дворе монастыря нашли сиротку, ровесницу умершей девочки. Она-то и заняла место умершей Амелии Гримальди. Новый дож изгнал братьев Гримальди из страны, желая присвоить их богатства, но это девочка была наследницей рода, и Бокканегра не посмел ограбить невинное дитя.
- Все равно я люблю ее, пусть она даже сирота без роду - без племени! - клянется Адорно.
- Она - твоя! Будьте счастливы! Благословляю вас.
Слышатся звуки труб. Прибыл дож со свитой, а в свите - Паоло Альбиани, домогающийся руки Амелии. Девушка выходит навстречу гостю, свита рассыпается по дворцу, и Бокканегра остается наедине с юной хозяйкой дома, которую он никогда раньше не видел. Симон учтиво склоняется перед девушкой:
- Я говорю с Амелией Гримальди?
- Да, так меня зовут, - отвечает Амелия.
- Скажите, ваши братья не тоскуют вдали от родины?
- Да, но…
- Понимаю… Они слишком горды, чтобы чего-то просить у меня. Вот как дож отвечает на гордость…
Тут он протягивает Амелии бумагу с его личной печатью: братья Гримальди помилованы и могут вернуться из изгнания. Девушка поражена, а Симон мягко начинает свою партию в дуэте Dinne, perche in ques'erno:
- Скажите, почему вы живете в уединении в этом замке? Вы так прекрасны, неужели все радости жизни вам чужды? Вы молоды - разве вам не знакомо чувство любви?
- Ах, вы читаете в моем сердце! Да, я люблю и любима. Но один негодяй добивается моей руки, чтобы добраться до богатств рода Гримальди…
- Паоло?
- Вы сами назвали его! Но раз вы просите за него - я открою вам тайну… Я не Гримальди!
Амелия поет ариозо Orfanella il tetto umile:
- Я выросла в бедной хижине, недалеко от Пизы (Симон вздрагивает при этих словах: "Ты?.. В Пизе?"), у меня была только старая кормилица, но она умерла, когда мне была три года. Перед смертью она дала мне медальон - портрет моей матери, которой я никогда не видела. А я в испуге ушла из дома и заблудилась…
Симон взволнован, он шепчет про себя: "О Боже, неужели? Я умру, если моя надежда окажется напрасной".
- Скажите, а вас кто-нибудь навещал в вашей хижине? - спрашивает он.
- Да, один моряк…
- Вашу кормилицу звали Джованна, да? А медальон - он похож на этот?
Симон достает медальон, спрятанный у него на груди.
- Да, точь-в-точь такой же! - отвечает она.
- Мария!
- Это мое настоящее имя, - пораженная, отвечает девушка.
- Ты - моя дочь!
Слезы, объятья… Дуэт Figlia! A tal nome io palpito, содержащий верхнее "соль" в партии баритона, завершается на пианиссимо дивной ферматой Симона.
(Здесь следует заметить, что Андреа-Фиеско и не подозревает о том, что его воспитанница Амелия - дочь Бокканегры и Марии, и, следовательно, его внучка).
Тут приходит Паоло, которому не терпится узнать результаты сватовства.
- Оставь всякую надежду! Забудь об Амелии. Я так велю, - жестко отвечает дож.
- Велишь, значит, - скрежещет Паоло себе под нос, - а ты забыл, что мне ты обязан троном?
Затем он подзывает верного Пьетро и они сговариваются похитить Амелию - девушка каждый вечер в одиночестве гуляет у моря.
- Ты ее украдешь, - шепчет Паоло своему подчиненному, - и доставишь в дом Лоренцино. (А Лоренцино всё не дают покоя проигранные 25 лет назад выборы, и он готов на любую гадость против дожа). А если ему это не понравится - скажи, что я знаю о его кознях против Бокканегры.
- Ладно, - отвечает Пьетро, - будет сделано.
Зал Совета во дворце дожа.
Симон - на троне, по одну сторону от него - двенадцать советников от партии патрициев, по другую - столько же от партии плебеев. Консулы, секьюрити, придворные, среди них - Пьетро и Паоло.
Симон докладывает, что татарский правитель в знак мира приносит богатые дары и что Черное море, благодаря этому миру, отныне открыто для лигурийских кораблей. Но гораздо важнее другое - Венеция, вечный враг Генуи, тоже просит мира: Симон показывает послание, написанное от лица венецианцев Франческо Петраркой.
- Пусть лучше этот рифмоплет пишет свои стишки, - презрительно заявляет Паоло. - Венеция - наш враг! Война Венеции!
Дож требует мира, ему возражают, но тут на улице слышится какой-то шум и крики. Что там такое? А там толпа разъяренных горожан во главе с Габриэле Адорно. Он только что убил Лоренцино, который, как полагает Габриэле, похитил Амелию Гримальди. Впрочем, для толпы это только повод для мятежа и междоусобной драки. В скоплении народа слышатся возгласы: "Смерь патрициям!" - "Смерть плебеям!" - "Смерть дожу!" - "Да здравствует дож!". Пьетро, поняв, что похищение Амелии теперь не скрыть, шепчет Паоло:
- Смывайся! Ведь это организовал ты, а Лоренцино и я были только исполнителями.
Паоло пытается улизнуть из зала Совета, но Симон, глядя на него в упор, властно говорит страже:
- Закройте двери! Тот, кто бежит отсюда - предатель!
Паоло в смущении останавливается, а Симон приказывает:
- А теперь - впустите сюда эту толпу и уберите оружие! Я никого и ничего не боюсь!
В распахнутые двери с криками: "Крови, крови!" врывается народ, впереди - Габриэле и Андреа. (Симон не знает, что старый заговорщик, живущий во дворце Гримальди под именем Андреа - это Фиеско, его давний враг и отец его возлюбленной, и до поры до времени не узнаёт его - ведь со дня их последней встречи прошло 25 лет).
- Адорно, почему у тебя в руке оружие? - спокойно спрашивает дож.
- Потому что я убил Лоренцино, он похитил Амелию! И перед смертью мерзавец сказал мне, что этот низкий поступок его заставил сделать человек, облеченный властью!
Тут Пьетро вновь шепчет Паоло: "Тебя сейчас разоблачат!"
- Имя негодяя?!! - требует Симон.
- Успокойся, - с усмешкой отвечает Габриэле, - Лоренцино не успел его назвать.
- Что ты хочешь сказать?!
- Господи Боже! Да это же ты - человек, облеченный властью! Проклятый похититель юных девушек! Презренный дож-пират, умри!
И Габриэле со шпагой кидается на Бокканегру, но тут вбегает Амелия и бросается между ними с возгласом: "Рази! Убей меня!". Все потрясены.
- Пощадите, пощадите Габриэле, - просит девушка.
- Не трогайте его! - приказывает Симон страже. - Амелия, расскажи лучше, как тебя похитили, и как ты спаслась.
Амелия начинает рассказ (опять на 6/8) Nell'ora soave che all'estasi invita:
- В сладостный вечерний час, когда я гуляла по берегу моря, меня схватили и отвели на корабль. Все мои мольбы были напрасны. Я потеряла сознание и пришла в себя в доме Лоренцино. Я была пленницей подлеца! Но, зная его трусливую душу, сказала ему: "Дож немедленно узнает о твоем коварстве, если ты не отпустишь меня тотчас же!". Испугавшись угрозы, он открыл двери предо мною… Моя смелость увенчалась успехом!
Хор поет: "Смерть негодяю!". Амелия продолжает:
- Но здесь есть человек более страшный… (Она подразумевает Паоло).
- Кто? - Кто?! - Это патриций! - Это плебей! - хор все никак не может успокоиться после мятежа.
- ЛЮДИ!!! - выступает вперед Бокканегра с превосходной, буквально "берущей за душу" арией: Plebe! Patrizi! Popolo dalla feroce storia! - Плебеи! Патриции! Вы - наследники давней вражды Спинолы и Дориа. Вам открыты просторы всех морей, а вы проливаете кровь на земле предков! Взгляните - для кого здесь растут оливы? Для кого цветут цветы? В своей братоубийственной войне вы забыли об отчизне. Опомнитесь! Я умоляю - во имя мира, во имя любви.
Хор притихает: дож умеет успокоить народ, как легкий ветер успокаивает бурное море… Ансамбль: Амелия умоляет Фиеско усмирить свой гнев, Габриэле благодарит небо, что Амелия возвращена ему чистой и невинной, а Пьетро и Паоло перебрасываются быстрыми репликами:
- Беги! Скройся!
- Нет, в моей душе поселилась ядовитая змея, я жажду мести!
Фиеско с горечью взирает на триумф дожа:
- О, моя страна, какой позор для тебя! Этот гордый город в руках корсара!
Габриэле, покоренный красноречием Симона, пытается вручить ему свою шпагу, но дож останавливает его:
- Ты и Андреа - мои пленники, потому что были во главе толпы мятежников, но я не буду тебя разоружать. Мне достаточно твоего слова. - И затем, обернувшись к толпе, Симон зовет:
- Паоло!
- Мой господин! - смиренно склоняется перед дожем Паоло.
- Ты облечен народным доверием, - величественно произносит Симон, - и ты мне поможешь. Здесь есть негодяй, похитивший невинную девушку. Он теперь слышит меня, весь бледный от страха, и я знаю его имя… Повтори за мной: "Будь он проклят!"
- Будь он проклят, - повторяет парализованный страхом Паоло.
- Будь он проклят! Будь он проклят! - страшным шепотом вторит толпа.
- Ужас, ужас… УЖАС!!!! - вскрикивает насмерть перепуганный Паоло.
Акт второй.
Палаты дожа в генуэзском дворце. Паоло приказывает Пьетро привести заключенных - Габриэле и Андреа. И пусть их свидание будет тайным. Пьетро уходит, а Паоло, оставшись один, исполняет монолог Vilipeso recietto:
- Теперь я вне закона. Меня ждет ненависть, позор и, вероятно, смерть. Но ты, дож, ты, что презираешь меня - ты тоже умрешь! Тебя ждет страшный конец: здесь у меня яд… Ты будешь умирать медленно… - Он всыпает порошок в кувшин с водой, бормоча: "Пусть теперь смерть выбирает между ядом и кинжалом". Тут как раз Пьеро приводит Андреа и Габриэле. Оба они ненавидят Бокканегру, и Паоло предлагает им убить его. Сначала он обращается к Андреа: "Убей его во сне!" Тот гордо отказывается: это подлость, недостойная патриция! И его уводят обратно в тюрьму. Затем то же самое Паоло говорит Габриэле. Адорно поначалу также с гневом отвергает предложение, но Паоло вкрадчиво спрашивает:
- Значит, ты не любишь Амелию? Ты что, не видел - она во дворце? - и Паоло грубо намекает, что Амелия - любовница дожа.
-Нет! Нет! - кричит Габриэле. А между тем коварный Паоло запирает все двери и уходит, оставив Адорно посреди кабинета - теперь юноше некуда деваться, разве что на балкон… Оставшись один, он исполняет речитатив и главную свою арию Sento avvampar nell'anima:
- Дож влюблен в Амелию! Он убил моего отца, и теперь похитил у меня главное сокровище в жизни! Вся его кровь не погасит огня ревности, сжигающего меня. Имей он тысячу жизней - я убил бы его тысячу раз, и все равно это не утолило бы моей мести. О Боже, сжалься надо мною! Сохрани для меня Амелию чистой и непорочной! А если она будет осквернена, обесчещена - пускай я никогда не увижу ее!
(Весьма эгоистичный молодой человек, прямо скажем…)
Входит Амелия. Она удивлена, что Адорно, пленник - здесь, в кабинете дожа:
- Ты? Как ты здесь очутился?
- А ТЫ?!!! - запальчиво спрашивает Габриэле. - Изменница!
- Жестокосердный!
- Дож, старый тиран, любит тебя…
- Да, любит, и я люблю его, но чистой любовью. Верь мне, я невинна пред тобою, но сейчас не могу открыть тебе моей тайны.
Габриэле умоляет Амелию объясниться, она уверяет, что любит только его (дуэт Parla, in tuo cor virgineo).
Слышатся звуки труб - дож прибыл во дворец. Амелия:
- Несчастный, тебя ждет виселица, если тебя найдут здесь! Спрячься! Я умру, если с тобой что-нибудь случится!
Она выпроваживает Габриэле на балкон, а тут как раз входит Симон:
- Дочь моя! Что с тобою? Ты плакала? Почему? Догадываюсь - как-то ты сказала мне, что любишь…
- Да, храбрейшего, лучшего человека во всей Генуе, Габриэле Адорно.
- Моего врага! Он же заговорщик, он хотел убить меня.
- Ах, если его казнят - я тоже умру!!!! Помилуй его!
- Твоя любовь так глубока? - с грустью спрашивает Симон. - О, жестокая судьба! Но если он раскается… Тогда - может быть… А теперь - оставь меня. Мне нужно побыть одному.
Амелия должна уйти, но как покинуть отца? Ведь на балконе - исходящий злобой и ревностью Габриэле с кинжалом. Поэтому она просто скрывается в соседней комнате с тихой репликой: "Как могу я спасти его?", чтобы быть рядом и предотвратить убийство.
Оставшись один, Симон погружается в мрачные мысли (монолог Doge, ancor proveran la tua clemenza):
- В который раз мне приходится быть милосердным к врагам! Казнить их - значит проявить слабость… - В задумчивости он берет бокал с водой (тот, куда Паоло насыпал яду) и выпивает отраву: - Даже чистая вода кажется горькой человеку, обреченному властвовать. Я устал… Мысли путаются… Ах, Амелия, ты любишь врага…
Дож опускается в кресло и засыпает, а Габриэле выходит из своего укрытия и со смешанными чувствами смотрит на Симона:
- Спит… Неужели я боюсь? Он спит, человек, убивший моего отца, мой соперник! Тень моего отца взывает к мщенью!!!
Габриэле вынимает кинжал и заносит его над Бокканегрой, но в этот момент - ну конечно! - вбегает Амелия и останавливает его:
- Безумец! Ты готов убить спящего, беззащитного старика?!!
- Ты его защищаешь?!!! - Адорно вне себя от ярости.
Симон, естественно, проснулся. Отстранив Амелию, он встает перед Адорно, гордо вскинув голову:
- Ну что же ты колеблешься? Убей меня, изменник!
- Кровь Адорно требует твоей крови!
- А, ты мстишь за отца… Считай, что уже отомстил: Амелия - моя дочь, и она любит тебя, моего врага.
Ошеломленный Габриэле моментально становится кротким, как овечка. В арии, переходящей в великолепное трио с солирующим тенором, он кается, Амелия мечтает о милосердии, а Симон, конечно, решает простить Адорно. Между тем за окном опять бушует толпа, требующая смерти дожа. Симон говорит Габриэле:
- Иди, там твои соратники.
- Как я могу теперь сражаться против тебя, отца моей любимой? - отвечает растроганный Габриэле.
- Тогда призови их к миру, а рука Амелии будет тебе наградой.
И Симон с Адорно отправляются усмирять толпу.
Акт третий.
Зала во дворце дожа. Сквозь большие окна виден город, весь в огнях, празднично украшенный, а за ним - море. Слышны возгласы: "Победа! Победа!" - "Да здравствует дож!". На сцене - Фиеско и капитан лучников. Бунт подавлен, Фиеско, неопасный более, освобожден, и капитан возвращает ему меч. Тут через залу ведут Паоло под стражей. Фиеско в недоумении:
- Паоло? Фаворит дожа? За что?
- А за то, что я примкнул к мятежникам, и теперь меня казнят за измену. Я приговорен, но Симон также приговорен мною к страшной, мучительной смерти! Я подсыпал ему яду в бокал. Он умрет раньше меня. Слышишь звон свадебных колоколов? Это Габриэле Адорно венчается с женщиной, которую я похитил из твоего дворца!
- Так это был ты? Негодяй! Отправляйся на виселицу - наконец-то дож хоть кому-то воздал по заслугам.
Паоло уводят, а Фиеско, сдвинув брови, говорит сам себе:
- Нет, не так я хотел отомстить… Ну что ж, пускай Симон умрет от яда, что украдкой дал ему подлый трус. Но пусть он увидит и узнает меня в свой последний час!
Фиеско скрывается в темном углу, входит дож. Шатаясь, задыхаясь, он походит к окну и распахивает его:
- Душно… Ах, еще раз ощутить дыхание морского ветра! Море, море! Какие воспоминания! Победы в сражениях, слава, доблесть… Лучше бы я нашел смерть в морской пучине!
- Да, так было бы лучше! - звучно произносит Фиеско, выступая из своего угла. Симон оборачивается:
- Кто посмел…?
- Тот, кто не боится тебя!
- Стража!
- Зря кричишь, - насмешливо бросает Фиеско. - Никого нет. Всё, твои часы сочтены, звезда твоей славы закатилась, пурпурная мантия разорвана в клочья, и сейчас ты встретишься со смертью!
- Этот голос, - мучительно вспоминает Симон, - где я его слышал? Это голос давно умершего…
- Ты узнал меня?!
- Фиеско!! - вскрикивает Симон.
- Да, Симон, мертвые приветствуют тебя (I morti ti salutano!). Как призрак, Фиеско стоит пред тобою, чтобы отомстить за давнее оскорбление.
- Ах, наконец-то я обрету покой! Ведь некогда ты обещал мне прощение, если я верну тебе мою дочь, дочь Марии. Она возвращена тебе, это - Амелия Гримальди, на самом деле ее также зовут Мария, она - моя дочь и твоя внучка.
- О небо! - восклицает пораженный Фиеско. - И я узнал об этом так поздно! - Фиеско не в силах сдержать слёз.
- Ты плачешь? Почему ты плачешь, почему отворачиваешься?
(Это начинается, возможно, самый лучший дуэт двух "крепких" мужских голосов во всей мировой оперной литературе. Бывшие враги как будто соревнуются в благородстве - но щемящая искренность обоих просто не может оставить равнодушными слушателей: Piango per ché mi parla...)
- Потому что в твоих словах я слышу приговор Провидения, даже в твоем сострадании мне слышится жестокий укор…
- Обними меня, отец Марии, твое прощение согреет мне душу.
Симон и Фиеско, потратившие всю жизнь на бесполезную вражду, обнимают друг друга.
- Увы! Ты на пороге смерти! - восклицает Фиеско. - Подлый изменник тебя отравил.
- Да, я чувствую приближение Вечности; уже совсем скоро…
- Мария идет сюда…
- Молчи, - угасающим голосом произносит Симон. - Не говори ей…
Он падает в кресло, входят новобрачные - Амелия (Мария) и Габриэле, а также сенаторы и другие статисты.
Симон говорит Марии, указывая на Фиеско:
- Вот, видишь, это - тот, кто дал жизнь твоей матери, это твой дед. Теперь конец старой вражде!
Все, конечно, радуются, а Симон уже при смерти.
- Все кончено, - шепчет он дочери, - я умру у тебя на руках. Благословляю вас!
Габриэле, Мария и Фиеско изливают свое горе в красивом ансамбле, а Бокканегра, собрав все силы, обращается к сенаторам:
Слушайте последний приказ дожа. Моим преемником будет Габриэле Адорно. Фиеско, исполни мою волю! Ма…рия! Ах!
Симон умирает с любимым именем на устах. Мария и Габриэле опускаются на колени.
Фиеско выходит к народу, чтобы объявить последнюю волю Симона:
- Теперь ваш дож - Габриэле Адорно!
- Нет! Бокканегра! - в один голос отвергает новоявленного правителя народ.
- Он мёртв. Помолитесь за упокоение его души!
Под звук колоколов все коленопреклоненно читают тихую молитву.
Занавес.
Призрачная справка:
Написать новую оперу для венецианского театра Ла Фениче (последней премьерой Верди там была "Травиата в 1853 году) композитора настоятельно убеждал либреттист Франческо-Мария Пьяве. В мае 1856 года с театром был подписан контракт на оперу, базирующуюся на драме Гутьерреса "Симон Бокканегра", и Пьяве принялся за работу согласно очень точным указаниям композитора, который, фактически, полностью написал синопсис оперы - настолько точный во всех деталях, что Верди даже настаивал, чтобы именно его "сценарий", а не черновики либретто были направлены цензорам на утверждение.
С августа 1856 года Верди находился в Париже - и отчасти потому, что сообщение с пребывавшим в Италии Пьяве было затруднено, композитор нашёл местного помощника, находившегося в ссылке революционера Джузеппе Монтанелли, который набросал несколько сцен.
Собственно над музыкой Верди начал работать осенью 1856 года - и, по мере приближения премьеры, принялся вдаваться в свои обычные сомнения по поводу постановки и выбора солистов. Первое представление исполняли Леоне Джиральдони (Бокканегра), Джузеппе Экеверриа (Фиеско), Луиджиа Бендацци (Амелия) и Карло Негрини (Габриэле).
Успех был весьма скромным; особенно жёсткой критике подвергалось либретто. Последовавшие в конце 1850-х годов постановки были порой успешными, однако премьера в Ла Скала (1859) обернулась полным фиаско.
Удручённый отсутствием восторгов у публики, в 1860-х годах Верди задумал пересмотреть партитуру. Однако только в 1879 году он решается на серьёзные изменения в опере - отчасти, возможно, чтобы проверить в работе в качестве либреттиста Арриго Бойто (с которым уже намечалась работа над таким проектом, как "Отелло"), коренным образом переделавшего либретто.
"Жалко, конечно!" - сказал Верди, взяв в руки партитуру "Симона", гласит легенда...
Пролог и последние два акта остались более-менее без изменений, но первый акт подвергся капитальному пересмотру. Именно тогда была добавлена и приобрела центральное значение сцена в Палате Совета; и именно после этого Верди (быть может, и не очень охотно), скорректировал и другие части оперы. Значительные изменения претерпели инструментовка и гармонический строй многих частей сочинения.
Вторая редакция оперы получила громовой успех в Ла Скала. В постановке Франко Фаччио пели Виктор Морель (Бокканегра), Эдуард де Решке (Фиеско), Анна Д'Анджери (Амелия) и Франческо Таманьо (Габриэле).
Первая русская постановка состоялась в Куйбышеве, в 1955 году.
© Призрак Оперы.
При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить создателей сайта в известность.
Действующие лица:
В прологе:
Симон Бокканегра, корсар на службе генуэзской республики (баритон)
Якопо Фиеско, генуэзский патриций (бас)
Паоло Альбиани, золотых дел мастер (баритон)
Пьетро, горожанин (бас)
В основном действии:
Симон Бокканегра, дож генуэзской республики (баритон)
Мария, его дочь, живущая под именем Амелии Гримальди (сопрано)
Якопо Фиеско, живущий под именем падре Андреа (бас)
Габриэле Адорно, генуэзский патриций (тенор)
Паоло Альбиани, фаворит дожа (баритон)
Пьетро, фаворит Паоло (бас)
Капитан лучников (тенор)
Горожане, солдаты, сенаторы, придворные
Время действия - 1339 год, затем - спустя 25 лет.
Первое представление - март 1857 года, Венеция
Премьера второй редакции оперы - 24 марта 1881 года, Милан, Ла Скала
Пролог.
Эту сцену Верди представлял так: площадь в Генуе. Вдалеке церковь. Справа дворец герцогов Фиеско с большой лоджией, рядом с нею - ниша со статуей Богоматери и светильником. Ночь. На площади беседуют Паоло и Пьетро. Они обсуждают предстоящие выборы дожа. Паоло убеждает Пьетро, что новым правителем Генуи должен стать Симон Бокканегра: он, дескать, храбр, он освободил море от африканских пиратов и вернул генуэзскому знамени былую честь.
- Ну да, - говорит Пьетро, - но мне-то что с того?
- У тебя будут деньги, власть, почести! - в упоении перечисляет Паоло. Разумеется, золотых дел мастер сам мечтает обо всех этих вещах, потому и агитирует за Симона.
- О, за эту цену я всегда готов! - отвечает Пьетро. - Я призову плебеев поддержать Бокканегру! - он удаляется, чтобы заняться сбором подписей выборщиков и предвыборной агитацией электората, а на пустынной площади у дворца Фиеско появляется Симон, которого интриган Паоло специально вызвал в Геную.
- Что случилось? Почему ты меня позвал?
- Хочешь быть дожем? - спрашивает Паоло.
-Я? Нет!!
- Как, тебе не нужны власть и богатство?.. А Мария - она тебе нужна?
Симон вздрагивает. Мария, дочь патриция Якопо Фиеско, была возлюбленной Бокканегры, но ее отец разлучил влюбленных. И теперь, опасаясь того, что бесчестие дочери станет всем известно, Фиеско держит Марию в заточении в своем дворце.
- Если ты станешь дожем, - вкрадчиво говорит Паоло, - даже гордый патриций не сможет отказать тебе, когда ты попросишь руки его дочери!
- Хорошо, - вяло отвечает Симон (все его мысли сейчас занимает только Мария), - делай, как знаешь…
- Дык все дела уже заварены, - с готовностью отвечает Паоло, - только обещай мне потом твою защиту и покровительство.
- Да будет так!
- Сюда идут! Исчезни, пусть наши планы пока будут тайной!
Симон удаляется, а площадь заполняется плебеями, под предводительством Пьетро.
- Ну, надеюсь явка на выборы превысит пятьдесят процентов?
- Да все придём на выборы! - бубнит толпа.
- Кого вы собираетесь выбрать?
- Лоренцино… - отвечает хор.
- ЧТО?! - заводится Пьетро, что твой фюрер. - Какого-то патриция, продавшегося дому Фиеско?! - (он уже почти кричит). - Нет, ребя; дожем должен стать настоящий герой, сильный, мужественный, и при этом - наш человек, человек из народа!
- Кто же это? Скажи нам! - просят горожане.
- Симон Бокканегра, - звучно произносит Паоло, выступая вперед.
- А как же Фиеско? Мы хотели сторонника Фиеско, - робко бормочет толпа.
- Фиеско?! Взгляните на его дворец! Это - страшная тюрьма! - мрачно заявляет Паоло. - Тут томится бедная прекрасная девушка, а по ночам здесь бродят призраки. Осените себя крестом, чтобы спастись от нечисти, обитающей в этом дворце, и голосуйте за Симона! (ариозо L'altra magion vedere?)
- Да-да, Симон; конечно-конечно, - вздыхает хор. Паоло до того запугал электорат, что бедные плебеи уже на все согласны.
Площадь пустеет, а из темного дворца выходит Фиеско и поет свои знаменитые речитатив и романс Il lacerato spirito:
- Этот дом стал гробницей для моей дочери! Я не смог спасти ее! Низкий, коварный соблазнитель ее погубил!
Затем он обращается к статуе Богоматери:
- А ты, Святая Дева, куда смотрела? Тебе нравится, когда страдают? О, что я говорю! Я сломлен отчаяньем и позором моей дочери. Я брежу, сжалься! Теперь она среди ангелов, ах, Мария, заступись за меня перед Богом! Молись за меня, Мария (в финальной фразе Prega, Maria, per me бас берёт - должен, по крайней мере - долгое, мощное и внушительное нижнее фа-диез).
Из дворца раздаются жалобные вздохи хора: "Мертва, о горе!"
Появляется Симон - его имя уже у всех на устах; наверное, его выберут дожем, и тогда он будет просить у Фиеско руки своей Марии… Но кто тут? В мерцающем свете факелов Бокканегра видит Фиеско.
- Симон?!! Как ты посмел появиться здесь? - восклицает тот.
- Я пришел молить о прощении… Не будь жесток! Я завоевал славу, и все мои военные победы были лишь во имя любви.
- Да, ты храбр, но ты обесчестил мою дочь! Такие обиды не прощают. Я ненавижу тебя!
- Сжалься!
- Нет, мир между нами наступит лишь тогда, когда один из нас умрет!
- Ну что ж, убей меня, - с горечью произносит Симон. - Принеси меня в жертву своей чести.
- Нет, сначала верни мне то, что ты отнял. Верни мне дочь Марии, дитя вашей любви - клянусь, я сделаю ее счастливой, а ты будешь прощен.
- Это невозможно, - Симон скорбно склоняет голову и начинает грустный рассказ Del mar sul lido fra gente ostile:
- Девочка жила в уединенном месте под Пизой, вместе со своей кормилицей, я навещал их, и однажды, придя в дом, я увидел, что старая кормилица лежит мертвая, а моя дочь исчезла. Напрасно я искал ее!
- Раз так, - сурово заключает Фиеско, - ты навсегда мой враг.
- Постой! Выслушай меня!
- Прощай, Симон.
Фиеско резко разворачивается и уходит прочь, но, сделав несколько шагов, останавливается и, не видимый Симоном, наблюдает за ним. Бокканегра же направляется к дворцу Фиеско.
Он не знает о смерти Марии и хочет увидеть свою возлюбленную. Стучится в дверь - нет ответа. Но дверь открыта. Удивленный Симон входит внутрь.
- Обнимешь ты лишь труп холодный! - мрачно замечает Фиеско из темноты.
- Мария, Мария! - зовет Симон и, найдя свою возлюбленную мертвой, в ужасе выбегает из дворца: - Нет! Наваждение! Не может быть!
Вдалеке раздаются голоса: "Бокканегра!"
- Кто зовет меня? Это голоса демонов? - мечется Симон.
Голоса все ближе. Наконец, на площадь влетает веселая толпа, во главе ее - Паоло и Пьетро:
- Ты избран дожем!
- Прочь, призраки! Это - могила! - в исступлении кричит Симон.
- Это - трон! - торжествующе отвечает Паоло.
- Симон - дож?! Проклятье! - восклицает Фиеско.
- Да здравствует Бокканегра, народный избранник! - ликует толпа.
Конец пролога
1 акт.
(Между прологом и первым актом проходит 25 лет).
Парк дворца Гримальди недалеко от Генуи. Здесь уединенно живет Амелия Гримальди со своим опекуном, падре Андреа (это - скрывающийся под видом священника Якопо Фиеско, которого давно считают умершим). Слева дворец, на дальнем плане - море.
Амелия поет арию Come in quest'ora bruna, порою прихотливо меняющую свой размер с 9/8 на 6/8:
- В лунном свете сияют звезды и море, и луна соединяет их, как соединяются два чистых сердца…
Но бедной сироте море и звезды напоминают о той страшной ночи, когда старая умирающая женщина произнесла: "Благослови тебя, Господь". О, скромный приют моих детских лет! Я помню тебя, живя в этом роскошном дворце… Но где же мой возлюбленный? Каждый вечер в этот час раздается его песня…
За сценой слышится голос тенора с аккомпанементом арфы:
"Сердце без любви - это небо без звезд и луг без цветов".
- Это его голос! Он идёт! О, радость! - восклицает Амелия.
Тут же появляется Габриэле Адорно (арфистку вместе с арфой он предусмотрительно оставил за кулисами):
- Почему так поздно?! - тут же набрасывается с упрёками Амелия.
- Извини, любимая. Моё опоздание вызвано делами, что принесут тебе величие…
- Знаю я все твои секреты. Ты готовишь мне могилу, а себе виселицу. Ты - заговорщик и злоумышляешь против дожа! Думаешь, я не вижу, как вечерами вы собираетесь в кабинете Андреа и строите какие-то тайные планы - ты, Лоренцино и другие?
- Тише! Здесь даже у стен есть уши! Выброси из головы эти бредни!
Влюбленные пытаются успокоить и разубедить друг друга, это - дуэт Vieni a mirar la cerula:
- Взгляни на море, там - Генуя, где правит твой враг, но напрасно ты сражаешься с ним. Лучше забудь все в объятиях любви! - говорит Амелия.
- Ты - чистый ангел, но не пытайся проникнуть в мрачные тайны ненависти. Лучше забудь все в объятиях любви! - это Габриэле.
Появляется слуга с известием, что скоро во дворец Гримальди прибудет дож. Амелия знает, что Бокканегра будет просить ее руки для своего фаворита, Паоло Альбиани. Поэтому она говорит Габриэле, чтобы тот нашёл падре Андреа:
- Мы должны обвенчаться! Нельзя терять время! Расскажи ему о нашей любви!
Падре Андреа (Фиеско) действительно тут как тут:
- Знаю, все знаю. Вы, Адорно, любите Амелию. Идемте, мне надо поговорить с вами.
Амелия оставляет мужчин, - ей надо переодеться к приходу Дожа - а падре Андреа тем временем рассказывает Габриэле, что тайна рождения Амелии покрыта мраком. Быть может, узнав о том, что девушка - незнатного происхождения, Адорно откажется от нее?
- Как же так? - восклицает юноша. - Она же из славного рода Гримальди!
- Э, нет, - коротким, но удивительно благородным и кантиленным ариозо ответствует Фиеско. - Маленькая дочь Гримальди умерла в монастыре в Пизе... В день ее смерти во дворе монастыря нашли сиротку, ровесницу умершей девочки. Она-то и заняла место умершей Амелии Гримальди. Новый дож изгнал братьев Гримальди из страны, желая присвоить их богатства, но это девочка была наследницей рода, и Бокканегра не посмел ограбить невинное дитя.
- Все равно я люблю ее, пусть она даже сирота без роду - без племени! - клянется Адорно.
- Она - твоя! Будьте счастливы! Благословляю вас.
Слышатся звуки труб. Прибыл дож со свитой, а в свите - Паоло Альбиани, домогающийся руки Амелии. Девушка выходит навстречу гостю, свита рассыпается по дворцу, и Бокканегра остается наедине с юной хозяйкой дома, которую он никогда раньше не видел. Симон учтиво склоняется перед девушкой:
- Я говорю с Амелией Гримальди?
- Да, так меня зовут, - отвечает Амелия.
- Скажите, ваши братья не тоскуют вдали от родины?
- Да, но…
- Понимаю… Они слишком горды, чтобы чего-то просить у меня. Вот как дож отвечает на гордость…
Тут он протягивает Амелии бумагу с его личной печатью: братья Гримальди помилованы и могут вернуться из изгнания. Девушка поражена, а Симон мягко начинает свою партию в дуэте Dinne, perche in ques'erno:
- Скажите, почему вы живете в уединении в этом замке? Вы так прекрасны, неужели все радости жизни вам чужды? Вы молоды - разве вам не знакомо чувство любви?
- Ах, вы читаете в моем сердце! Да, я люблю и любима. Но один негодяй добивается моей руки, чтобы добраться до богатств рода Гримальди…
- Паоло?
- Вы сами назвали его! Но раз вы просите за него - я открою вам тайну… Я не Гримальди!
Амелия поет ариозо Orfanella il tetto umile:
- Я выросла в бедной хижине, недалеко от Пизы (Симон вздрагивает при этих словах: "Ты?.. В Пизе?"), у меня была только старая кормилица, но она умерла, когда мне была три года. Перед смертью она дала мне медальон - портрет моей матери, которой я никогда не видела. А я в испуге ушла из дома и заблудилась…
Симон взволнован, он шепчет про себя: "О Боже, неужели? Я умру, если моя надежда окажется напрасной".
- Скажите, а вас кто-нибудь навещал в вашей хижине? - спрашивает он.
- Да, один моряк…
- Вашу кормилицу звали Джованна, да? А медальон - он похож на этот?
Симон достает медальон, спрятанный у него на груди.
- Да, точь-в-точь такой же! - отвечает она.
- Мария!
- Это мое настоящее имя, - пораженная, отвечает девушка.
- Ты - моя дочь!
Слезы, объятья… Дуэт Figlia! A tal nome io palpito, содержащий верхнее "соль" в партии баритона, завершается на пианиссимо дивной ферматой Симона.
(Здесь следует заметить, что Андреа-Фиеско и не подозревает о том, что его воспитанница Амелия - дочь Бокканегры и Марии, и, следовательно, его внучка).
Тут приходит Паоло, которому не терпится узнать результаты сватовства.
- Оставь всякую надежду! Забудь об Амелии. Я так велю, - жестко отвечает дож.
- Велишь, значит, - скрежещет Паоло себе под нос, - а ты забыл, что мне ты обязан троном?
Затем он подзывает верного Пьетро и они сговариваются похитить Амелию - девушка каждый вечер в одиночестве гуляет у моря.
- Ты ее украдешь, - шепчет Паоло своему подчиненному, - и доставишь в дом Лоренцино. (А Лоренцино всё не дают покоя проигранные 25 лет назад выборы, и он готов на любую гадость против дожа). А если ему это не понравится - скажи, что я знаю о его кознях против Бокканегры.
- Ладно, - отвечает Пьетро, - будет сделано.
Зал Совета во дворце дожа.
Симон - на троне, по одну сторону от него - двенадцать советников от партии патрициев, по другую - столько же от партии плебеев. Консулы, секьюрити, придворные, среди них - Пьетро и Паоло.
Симон докладывает, что татарский правитель в знак мира приносит богатые дары и что Черное море, благодаря этому миру, отныне открыто для лигурийских кораблей. Но гораздо важнее другое - Венеция, вечный враг Генуи, тоже просит мира: Симон показывает послание, написанное от лица венецианцев Франческо Петраркой.
- Пусть лучше этот рифмоплет пишет свои стишки, - презрительно заявляет Паоло. - Венеция - наш враг! Война Венеции!
Дож требует мира, ему возражают, но тут на улице слышится какой-то шум и крики. Что там такое? А там толпа разъяренных горожан во главе с Габриэле Адорно. Он только что убил Лоренцино, который, как полагает Габриэле, похитил Амелию Гримальди. Впрочем, для толпы это только повод для мятежа и междоусобной драки. В скоплении народа слышатся возгласы: "Смерь патрициям!" - "Смерть плебеям!" - "Смерть дожу!" - "Да здравствует дож!". Пьетро, поняв, что похищение Амелии теперь не скрыть, шепчет Паоло:
- Смывайся! Ведь это организовал ты, а Лоренцино и я были только исполнителями.
Паоло пытается улизнуть из зала Совета, но Симон, глядя на него в упор, властно говорит страже:
- Закройте двери! Тот, кто бежит отсюда - предатель!
Паоло в смущении останавливается, а Симон приказывает:
- А теперь - впустите сюда эту толпу и уберите оружие! Я никого и ничего не боюсь!
В распахнутые двери с криками: "Крови, крови!" врывается народ, впереди - Габриэле и Андреа. (Симон не знает, что старый заговорщик, живущий во дворце Гримальди под именем Андреа - это Фиеско, его давний враг и отец его возлюбленной, и до поры до времени не узнаёт его - ведь со дня их последней встречи прошло 25 лет).
- Адорно, почему у тебя в руке оружие? - спокойно спрашивает дож.
- Потому что я убил Лоренцино, он похитил Амелию! И перед смертью мерзавец сказал мне, что этот низкий поступок его заставил сделать человек, облеченный властью!
Тут Пьетро вновь шепчет Паоло: "Тебя сейчас разоблачат!"
- Имя негодяя?!! - требует Симон.
- Успокойся, - с усмешкой отвечает Габриэле, - Лоренцино не успел его назвать.
- Что ты хочешь сказать?!
- Господи Боже! Да это же ты - человек, облеченный властью! Проклятый похититель юных девушек! Презренный дож-пират, умри!
И Габриэле со шпагой кидается на Бокканегру, но тут вбегает Амелия и бросается между ними с возгласом: "Рази! Убей меня!". Все потрясены.
- Пощадите, пощадите Габриэле, - просит девушка.
- Не трогайте его! - приказывает Симон страже. - Амелия, расскажи лучше, как тебя похитили, и как ты спаслась.
Амелия начинает рассказ (опять на 6/8) Nell'ora soave che all'estasi invita:
- В сладостный вечерний час, когда я гуляла по берегу моря, меня схватили и отвели на корабль. Все мои мольбы были напрасны. Я потеряла сознание и пришла в себя в доме Лоренцино. Я была пленницей подлеца! Но, зная его трусливую душу, сказала ему: "Дож немедленно узнает о твоем коварстве, если ты не отпустишь меня тотчас же!". Испугавшись угрозы, он открыл двери предо мною… Моя смелость увенчалась успехом!
Хор поет: "Смерть негодяю!". Амелия продолжает:
- Но здесь есть человек более страшный… (Она подразумевает Паоло).
- Кто? - Кто?! - Это патриций! - Это плебей! - хор все никак не может успокоиться после мятежа.
- ЛЮДИ!!! - выступает вперед Бокканегра с превосходной, буквально "берущей за душу" арией: Plebe! Patrizi! Popolo dalla feroce storia! - Плебеи! Патриции! Вы - наследники давней вражды Спинолы и Дориа. Вам открыты просторы всех морей, а вы проливаете кровь на земле предков! Взгляните - для кого здесь растут оливы? Для кого цветут цветы? В своей братоубийственной войне вы забыли об отчизне. Опомнитесь! Я умоляю - во имя мира, во имя любви.
Хор притихает: дож умеет успокоить народ, как легкий ветер успокаивает бурное море… Ансамбль: Амелия умоляет Фиеско усмирить свой гнев, Габриэле благодарит небо, что Амелия возвращена ему чистой и невинной, а Пьетро и Паоло перебрасываются быстрыми репликами:
- Беги! Скройся!
- Нет, в моей душе поселилась ядовитая змея, я жажду мести!
Фиеско с горечью взирает на триумф дожа:
- О, моя страна, какой позор для тебя! Этот гордый город в руках корсара!
Габриэле, покоренный красноречием Симона, пытается вручить ему свою шпагу, но дож останавливает его:
- Ты и Андреа - мои пленники, потому что были во главе толпы мятежников, но я не буду тебя разоружать. Мне достаточно твоего слова. - И затем, обернувшись к толпе, Симон зовет:
- Паоло!
- Мой господин! - смиренно склоняется перед дожем Паоло.
- Ты облечен народным доверием, - величественно произносит Симон, - и ты мне поможешь. Здесь есть негодяй, похитивший невинную девушку. Он теперь слышит меня, весь бледный от страха, и я знаю его имя… Повтори за мной: "Будь он проклят!"
- Будь он проклят, - повторяет парализованный страхом Паоло.
- Будь он проклят! Будь он проклят! - страшным шепотом вторит толпа.
- Ужас, ужас… УЖАС!!!! - вскрикивает насмерть перепуганный Паоло.
Акт второй.
Палаты дожа в генуэзском дворце. Паоло приказывает Пьетро привести заключенных - Габриэле и Андреа. И пусть их свидание будет тайным. Пьетро уходит, а Паоло, оставшись один, исполняет монолог Vilipeso recietto:
- Теперь я вне закона. Меня ждет ненависть, позор и, вероятно, смерть. Но ты, дож, ты, что презираешь меня - ты тоже умрешь! Тебя ждет страшный конец: здесь у меня яд… Ты будешь умирать медленно… - Он всыпает порошок в кувшин с водой, бормоча: "Пусть теперь смерть выбирает между ядом и кинжалом". Тут как раз Пьеро приводит Андреа и Габриэле. Оба они ненавидят Бокканегру, и Паоло предлагает им убить его. Сначала он обращается к Андреа: "Убей его во сне!" Тот гордо отказывается: это подлость, недостойная патриция! И его уводят обратно в тюрьму. Затем то же самое Паоло говорит Габриэле. Адорно поначалу также с гневом отвергает предложение, но Паоло вкрадчиво спрашивает:
- Значит, ты не любишь Амелию? Ты что, не видел - она во дворце? - и Паоло грубо намекает, что Амелия - любовница дожа.
-Нет! Нет! - кричит Габриэле. А между тем коварный Паоло запирает все двери и уходит, оставив Адорно посреди кабинета - теперь юноше некуда деваться, разве что на балкон… Оставшись один, он исполняет речитатив и главную свою арию Sento avvampar nell'anima:
- Дож влюблен в Амелию! Он убил моего отца, и теперь похитил у меня главное сокровище в жизни! Вся его кровь не погасит огня ревности, сжигающего меня. Имей он тысячу жизней - я убил бы его тысячу раз, и все равно это не утолило бы моей мести. О Боже, сжалься надо мною! Сохрани для меня Амелию чистой и непорочной! А если она будет осквернена, обесчещена - пускай я никогда не увижу ее!
(Весьма эгоистичный молодой человек, прямо скажем…)
Входит Амелия. Она удивлена, что Адорно, пленник - здесь, в кабинете дожа:
- Ты? Как ты здесь очутился?
- А ТЫ?!!! - запальчиво спрашивает Габриэле. - Изменница!
- Жестокосердный!
- Дож, старый тиран, любит тебя…
- Да, любит, и я люблю его, но чистой любовью. Верь мне, я невинна пред тобою, но сейчас не могу открыть тебе моей тайны.
Габриэле умоляет Амелию объясниться, она уверяет, что любит только его (дуэт Parla, in tuo cor virgineo).
Слышатся звуки труб - дож прибыл во дворец. Амелия:
- Несчастный, тебя ждет виселица, если тебя найдут здесь! Спрячься! Я умру, если с тобой что-нибудь случится!
Она выпроваживает Габриэле на балкон, а тут как раз входит Симон:
- Дочь моя! Что с тобою? Ты плакала? Почему? Догадываюсь - как-то ты сказала мне, что любишь…
- Да, храбрейшего, лучшего человека во всей Генуе, Габриэле Адорно.
- Моего врага! Он же заговорщик, он хотел убить меня.
- Ах, если его казнят - я тоже умру!!!! Помилуй его!
- Твоя любовь так глубока? - с грустью спрашивает Симон. - О, жестокая судьба! Но если он раскается… Тогда - может быть… А теперь - оставь меня. Мне нужно побыть одному.
Амелия должна уйти, но как покинуть отца? Ведь на балконе - исходящий злобой и ревностью Габриэле с кинжалом. Поэтому она просто скрывается в соседней комнате с тихой репликой: "Как могу я спасти его?", чтобы быть рядом и предотвратить убийство.
Оставшись один, Симон погружается в мрачные мысли (монолог Doge, ancor proveran la tua clemenza):
- В который раз мне приходится быть милосердным к врагам! Казнить их - значит проявить слабость… - В задумчивости он берет бокал с водой (тот, куда Паоло насыпал яду) и выпивает отраву: - Даже чистая вода кажется горькой человеку, обреченному властвовать. Я устал… Мысли путаются… Ах, Амелия, ты любишь врага…
Дож опускается в кресло и засыпает, а Габриэле выходит из своего укрытия и со смешанными чувствами смотрит на Симона:
- Спит… Неужели я боюсь? Он спит, человек, убивший моего отца, мой соперник! Тень моего отца взывает к мщенью!!!
Габриэле вынимает кинжал и заносит его над Бокканегрой, но в этот момент - ну конечно! - вбегает Амелия и останавливает его:
- Безумец! Ты готов убить спящего, беззащитного старика?!!
- Ты его защищаешь?!!! - Адорно вне себя от ярости.
Симон, естественно, проснулся. Отстранив Амелию, он встает перед Адорно, гордо вскинув голову:
- Ну что же ты колеблешься? Убей меня, изменник!
- Кровь Адорно требует твоей крови!
- А, ты мстишь за отца… Считай, что уже отомстил: Амелия - моя дочь, и она любит тебя, моего врага.
Ошеломленный Габриэле моментально становится кротким, как овечка. В арии, переходящей в великолепное трио с солирующим тенором, он кается, Амелия мечтает о милосердии, а Симон, конечно, решает простить Адорно. Между тем за окном опять бушует толпа, требующая смерти дожа. Симон говорит Габриэле:
- Иди, там твои соратники.
- Как я могу теперь сражаться против тебя, отца моей любимой? - отвечает растроганный Габриэле.
- Тогда призови их к миру, а рука Амелии будет тебе наградой.
И Симон с Адорно отправляются усмирять толпу.
Акт третий.
Зала во дворце дожа. Сквозь большие окна виден город, весь в огнях, празднично украшенный, а за ним - море. Слышны возгласы: "Победа! Победа!" - "Да здравствует дож!". На сцене - Фиеско и капитан лучников. Бунт подавлен, Фиеско, неопасный более, освобожден, и капитан возвращает ему меч. Тут через залу ведут Паоло под стражей. Фиеско в недоумении:
- Паоло? Фаворит дожа? За что?
- А за то, что я примкнул к мятежникам, и теперь меня казнят за измену. Я приговорен, но Симон также приговорен мною к страшной, мучительной смерти! Я подсыпал ему яду в бокал. Он умрет раньше меня. Слышишь звон свадебных колоколов? Это Габриэле Адорно венчается с женщиной, которую я похитил из твоего дворца!
- Так это был ты? Негодяй! Отправляйся на виселицу - наконец-то дож хоть кому-то воздал по заслугам.
Паоло уводят, а Фиеско, сдвинув брови, говорит сам себе:
- Нет, не так я хотел отомстить… Ну что ж, пускай Симон умрет от яда, что украдкой дал ему подлый трус. Но пусть он увидит и узнает меня в свой последний час!
Фиеско скрывается в темном углу, входит дож. Шатаясь, задыхаясь, он походит к окну и распахивает его:
- Душно… Ах, еще раз ощутить дыхание морского ветра! Море, море! Какие воспоминания! Победы в сражениях, слава, доблесть… Лучше бы я нашел смерть в морской пучине!
- Да, так было бы лучше! - звучно произносит Фиеско, выступая из своего угла. Симон оборачивается:
- Кто посмел…?
- Тот, кто не боится тебя!
- Стража!
- Зря кричишь, - насмешливо бросает Фиеско. - Никого нет. Всё, твои часы сочтены, звезда твоей славы закатилась, пурпурная мантия разорвана в клочья, и сейчас ты встретишься со смертью!
- Этот голос, - мучительно вспоминает Симон, - где я его слышал? Это голос давно умершего…
- Ты узнал меня?!
- Фиеско!! - вскрикивает Симон.
- Да, Симон, мертвые приветствуют тебя (I morti ti salutano!). Как призрак, Фиеско стоит пред тобою, чтобы отомстить за давнее оскорбление.
- Ах, наконец-то я обрету покой! Ведь некогда ты обещал мне прощение, если я верну тебе мою дочь, дочь Марии. Она возвращена тебе, это - Амелия Гримальди, на самом деле ее также зовут Мария, она - моя дочь и твоя внучка.
- О небо! - восклицает пораженный Фиеско. - И я узнал об этом так поздно! - Фиеско не в силах сдержать слёз.
- Ты плачешь? Почему ты плачешь, почему отворачиваешься?
(Это начинается, возможно, самый лучший дуэт двух "крепких" мужских голосов во всей мировой оперной литературе. Бывшие враги как будто соревнуются в благородстве - но щемящая искренность обоих просто не может оставить равнодушными слушателей: Piango per ché mi parla...)
- Потому что в твоих словах я слышу приговор Провидения, даже в твоем сострадании мне слышится жестокий укор…
- Обними меня, отец Марии, твое прощение согреет мне душу.
Симон и Фиеско, потратившие всю жизнь на бесполезную вражду, обнимают друг друга.
- Увы! Ты на пороге смерти! - восклицает Фиеско. - Подлый изменник тебя отравил.
- Да, я чувствую приближение Вечности; уже совсем скоро…
- Мария идет сюда…
- Молчи, - угасающим голосом произносит Симон. - Не говори ей…
Он падает в кресло, входят новобрачные - Амелия (Мария) и Габриэле, а также сенаторы и другие статисты.
Симон говорит Марии, указывая на Фиеско:
- Вот, видишь, это - тот, кто дал жизнь твоей матери, это твой дед. Теперь конец старой вражде!
Все, конечно, радуются, а Симон уже при смерти.
- Все кончено, - шепчет он дочери, - я умру у тебя на руках. Благословляю вас!
Габриэле, Мария и Фиеско изливают свое горе в красивом ансамбле, а Бокканегра, собрав все силы, обращается к сенаторам:
Слушайте последний приказ дожа. Моим преемником будет Габриэле Адорно. Фиеско, исполни мою волю! Ма…рия! Ах!
Симон умирает с любимым именем на устах. Мария и Габриэле опускаются на колени.
Фиеско выходит к народу, чтобы объявить последнюю волю Симона:
- Теперь ваш дож - Габриэле Адорно!
- Нет! Бокканегра! - в один голос отвергает новоявленного правителя народ.
- Он мёртв. Помолитесь за упокоение его души!
Под звук колоколов все коленопреклоненно читают тихую молитву.
Занавес.
Призрачная справка:
Написать новую оперу для венецианского театра Ла Фениче (последней премьерой Верди там была "Травиата в 1853 году) композитора настоятельно убеждал либреттист Франческо-Мария Пьяве. В мае 1856 года с театром был подписан контракт на оперу, базирующуюся на драме Гутьерреса "Симон Бокканегра", и Пьяве принялся за работу согласно очень точным указаниям композитора, который, фактически, полностью написал синопсис оперы - настолько точный во всех деталях, что Верди даже настаивал, чтобы именно его "сценарий", а не черновики либретто были направлены цензорам на утверждение.
С августа 1856 года Верди находился в Париже - и отчасти потому, что сообщение с пребывавшим в Италии Пьяве было затруднено, композитор нашёл местного помощника, находившегося в ссылке революционера Джузеппе Монтанелли, который набросал несколько сцен.
Собственно над музыкой Верди начал работать осенью 1856 года - и, по мере приближения премьеры, принялся вдаваться в свои обычные сомнения по поводу постановки и выбора солистов. Первое представление исполняли Леоне Джиральдони (Бокканегра), Джузеппе Экеверриа (Фиеско), Луиджиа Бендацци (Амелия) и Карло Негрини (Габриэле).
Успех был весьма скромным; особенно жёсткой критике подвергалось либретто. Последовавшие в конце 1850-х годов постановки были порой успешными, однако премьера в Ла Скала (1859) обернулась полным фиаско.
Удручённый отсутствием восторгов у публики, в 1860-х годах Верди задумал пересмотреть партитуру. Однако только в 1879 году он решается на серьёзные изменения в опере - отчасти, возможно, чтобы проверить в работе в качестве либреттиста Арриго Бойто (с которым уже намечалась работа над таким проектом, как "Отелло"), коренным образом переделавшего либретто.
"Жалко, конечно!" - сказал Верди, взяв в руки партитуру "Симона", гласит легенда...
Пролог и последние два акта остались более-менее без изменений, но первый акт подвергся капитальному пересмотру. Именно тогда была добавлена и приобрела центральное значение сцена в Палате Совета; и именно после этого Верди (быть может, и не очень охотно), скорректировал и другие части оперы. Значительные изменения претерпели инструментовка и гармонический строй многих частей сочинения.
Вторая редакция оперы получила громовой успех в Ла Скала. В постановке Франко Фаччио пели Виктор Морель (Бокканегра), Эдуард де Решке (Фиеско), Анна Д'Анджери (Амелия) и Франческо Таманьо (Габриэле).
Первая русская постановка состоялась в Куйбышеве, в 1955 году.
© Призрак Оперы.
При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить создателей сайта в известность.
Публикация: 7-04-2010
Просмотров: 6300
Категория: Наш ликбез
Комментарии: 0