ГЛАВНАЯ ОБМЕН БАННЕРАМИ ССЫЛКИ ССЫЛКИ НА МУЗЫКАЛЬНЫЕ САЙТЫ О ПРОЕКТЕ

БАСОВЫЙ ИНСТИНКТ

БАСОВЫЙ ИНСТИНКТПреданность своему делу не оставляет Рене ПАПЕ, даже когда он покидает сцену: интервью с певцом, который любит говорить то, что он думает в той же степени, в которой ненавидит политические игры

"Всё, чего я хочу - это доставить публике удовольствие". Рене Папе, заявивиший о себе в первые годы XXI века, как о наиболее харизматичном басе нашего времени, за наше двухчасовое интервью (изрядно сдобренное пивом и граппой) во Флоренции минувшей зимой повторил эту фразу несколько раз. Совершенно логичное и неоспоримое утверждение в устах настоящего артиста. В то же время, именно эта фраза была и сюрпризом, поскольку весьма немногие оперные певцы сегодня отличаются настолько ясным и непретенциозным видением своей миссии в жизни - а может быть и потому, что мы склонны ассоциировать немецкую оперную эстетику (а Папе не только родился в Дрездене, но и является ведущим вагнеровским певцом) скорее с angst (беспокойством, тоской - нем.), чем с неомрачённой радостью.
Конечно, даже боль может быть приятной (что явно дают нам понять некоторые немецкие режиссёры в их переполненных страданием плоти "прочтениях"), однако мастерство и артистизм Папе, по большому счёту, строятся на сердечности, на открытости чувств, на радости взаимопонимания.

Накануне вечером он пел свою самую эффектную вердиевскую роль - короля Филиппа Второго в "Дон Карло" - в возобновлённой исторической постановке Лукино Висконти (впервые поставленной в Риме в 1965 году) во флорентийском Театро Коммунале. Сложнейшая и значительная большая ария Четвёртого акта ("Ella giammai m'amo"), спетая большей частью самоуглублённым мецца-воче, удивительно передавала безнадёжное одиночество могучего монарха - отягощённого грузом государственных забот человека, тем не менее, находящегося ещё в полном "На сцене я люблю играть. Меня всегда разочаровывает, когда некоторые коллеги просто встают на сцене и поют”

расцвете жизненных сил (как и сам сорокачетырёхлетний Папе), и не находящего счастья и в семейной жизни. "На сцене я люблю играть. Меня всегда разочаровывает, когда некоторые коллеги просто встают на сцене и поют”

Добавьте к этому прекрасный звук, ясно и уверенно проецируемый в зал на могучем дыхании, длинные и устойчивые легато, великолепную дикцию - и лишь самые придирчивые, возможно, могли различить легчайший намёк на иностранный акцент.

Рене ПапеПодобное сочетание трагической экспрессии и эмоциональной, чувственной красоты, разумеется, типично для итальянской оперы. И конечно, не менее подходит для немецкой оперы предэкспрессионистического периода. Вагнер тоже хотел, чтобы его оперы исполнялись с прекрасной отделкой традиций бельканто в пении. "Я заметил очень много сходного между Верди и Вагнером, - говорит Папе. - И я чувствую, что из них двоих Вагнер для голоса пишет лучше. Монолог Марке во втором акте "Тристана" - это просто камерная музыка в чистом виде. Если исключить пару моментов, в которые вы действительно должны показать, на что вы способны - то это по выражению абсолютно личностная, интимная музыка, такая прекрасная!
То же самое можно сказать и о большей части "Майстерзингеров", где я сейчас пою Погнера, но позже буду исполнять Закса; или о "Парсифале". Гурнеманц - самая моя длинная вагнеровская партия, и я помню, что когда я учил её, я думал, что буду очень счастлив, когда допою до конца спектакля. Но когда я дебютировал, я очень огорчился, когда опера закончилась. В финале я был абсолютно "свеженьким", был взволнован текстом и музыкой. Это было, как на протяжении шести часов петь песни Шуберта - чистое наслаждение!"

Рене Папе пел, практически, всю свою жизнь. Хотя он отрицает, что пение альтом в знаменитом дрезденском "Kreuzchor" (где он часто пел сольные партии, с детства приучаясь побеждать "страх сцены") дало ему сколько-нибудь серьёзную техническую базу в вокале, всё же трудно спорить с тем, что полным отсутствием "искуственности" в его вокале Папе, возможно, обязан именно этим ранним занятиям пением. Смещение вниз по диапазону, определённо, было для Папе совершенно беспроблемным. "Я никогда не переставал петь, - говорит он. - В пятнадцать лет я стал тенором, а в восемнадцать - лёгким басом".

У него был только один вокальный педагог. "Её зовут Хайди Петцольд. В своё время она была певицей, но прекратила выступления, чтобы обзавестись семьёй. Я занимался с ней семь лет, начиная с шестнадцати лет. Она была великолепным педагогом, хотя я никогда не останавливался в учении и никогда не собираюсь. Как бы то ни было, моя техника остаётся всё той же, что бы я не пел; главное - держать голос компактным и сфокусированным, никогда не "поддавать" - наоборот, расслабляться. Очень много хороших советов насчёт репертуара я получил, когда в 1988 году поступил в Берлинскую Штаатсопер, особенно от Эриха Витте - это бывший тенор, с успехом певший в Мет в тридцатые годы прошлого века."

Однако ещё до приезда в Берлин Папе начал "делать себе имя" в Дрездене в качестве ораториального певца. Видео гайдновского "Сотворения мира" 1992 года (с тоже дрезденским воспитанником, тенором Петером Шраером на подиуме) демонстрирует техническую уверенность молодого баса: не "жирный", гибкий, выровненный во всех регистрах голос, с прозрачной дикцией и великолепным фокусом. Подобные качества не были совершенно уникальными в те годы; другие певцы со свободным верхом - такие, как Жозе ван Дам и Самюэл Рэми - также мастерски использовали свою технику, воплощавшуюся в музыку в таких ролях, как Фигаро, Эскамильо или Филипп Второй; но скоро эти качества стали визитной карточкой Папе. Вдобавок германский бас умудряется комбинировать естественную экстравертность американского коллеги с духовностью и утончённостью бельгийца. В этой записи 1992 года уже видна недюжинная воля музыканта, наполняющая движущей силой и эмоциональной концентрацией каждую фразу.

Рене ПапеВне сцены личность Папе даже усиливает его сходство с могучими персоналиями его театральных героев. Множество оперных певцов сегодняшнего дня подобострастно и преданно подкармливают рекламную машину, которая работает над улучшением их "имиджа", однако Папе куда менее "выдрессирован" и предсказуем, чем большинство; он выглядит совершенно неспособным к фальшивой скромности или притворству. Создаётся впечатление, что - в ежедневной реальности - в проживание собственной жизни он погружен не менее, чем в проживание иных жизней, когда он на сцене. Его ненасытная, будто бы раздираемая демонами натура напоминает некоторые описания характера величайшего баса ХХ века Фёдора Шаляпина.
Папе в нынешнем году дебютирует в двух ключевых шаляпинских партиях - Мефистофеля в "Фаусте" Гуно в Мет и Бориса Годунова в берлинской Штаатсопер в декабре. И хотя его сценическому стилю гораздо менее свойствены разительные актёрские перевоплощения и яркая театральная составляющая роли, тем не менее Папе остаётся певцом, способным к необычайной самоиндефицированности с ролью, воплощаемой им на сцене, не пытаясь дистанцироваться от многочисленных прегрешений своих героев. К примеру, Дон Джованни, которого он пока ещё спел только один раз в "ужасающей постановке" в Берлине - это роль, которая даётся ему очень легко.
"Я чувствую, что внутри Дон Джованни - победитель, а не проигравший. В определённом смысле, мы все - Дон Жуаны; поглядываем вокруг, стараемся быть дружелюбными, пытаемся разговорить окружающих... Это часть и моей жизни тоже".
Папе нравится играть всех, за исключением Зарастро. "Он всё же довольно скучен. Я пел Зарастро уже почти двадцать лет, и это - единственная роль, которую я действительно не люблю."

Рене ПапеРене Папе уже накопил впечатляющий репертуар (тридцать четыре партии в двадцати восьми операх), но только часть из них может дать нам понятие о способности баса к раскрытию внутренней жизни воплощаемых им персонажей. "Я ведь не дипломированный актёр, - отмечает Папе. - Но я люблю играть на сцене, и я чувствую, что с помощью музыки я могу полноценно раскрыть многие черты характера тех персонажей, которых играю. Меня всегда разочаровывает, когда некоторые коллеги просто встают на сцене и поют. Даже такая партия, как Гурнеманц в "Парсифале", в которой просто по большей части нечего делать на сцене, для меня - своеобразный вызов в актёрском воплощении роли."
В недавнем "Дон Карло" во Флоренции его во многом вдохновляли будоражащие воображение и порождающие множество ассоциаций декорации Лукино Висконти. "Мне нравится его изобразительный ряд, а бережное воплощение исторической обстановки помогает мне возродить образ монарха. Величайшие оперы всегда новы, и всегда насущны для нашей сегодняшней жизни - однако это не означает, что мы должны давать все классические оперы в современных костюмах. Лично я люблю как и традиционные постановки, так и "минималистические" - но в традиционных костюмах. Только когда я одет, как король, я действительно могу почувствовать внутреннее состояние монарха. Если я вынужден играть правителя в современном костюме и при галстуке, я чувствую себя уже куда менее комфортно. Иногда, конечно, приходится это делать, но я это не люблю."

Конгениальный пример минималистической постановки - это "Тристан и Изольда" Дитера Дорна на сцене Мет 1999 года, в котором монолог Марке производит сильнейшее эмоциональное воздействие именно за счёт очищенной от бутафории простоты. Здесь Папе и дирижёр Джеймс Ливайн выстроили всё постепенно от от тихого, вопросительного начала до кульминации отчаяния и печали, абсолютно точно выраженной лицом актёра (крупные планы видеозаписи Deutsche Grammophon позволяют нам в этом убедиться).

Рене ПапеНе менее значителен Папе и в "Фиделио", поставленном в Метрополитен Юргеном Флиммом и великолепно проведённом Джеймсом Ливайном: он как будто завершает наброски Бетховена и его либреттиста, наполняя роль Рокко психологизмом, не делая своего персонажа ни ангелом, ни злодеем - и тонкое воплощение басом этой двузначной натуры также превосходно запечатлено в видеоверсии Брайана Ларджа (тоже на Deutsche Grammophon). Не менее впечатляющий спектакль можно найти и на выпущенном "Arthaus" DVD со "Свадьбой Фигаро" в постановке Томаса Лангхоффа, снятый в берлинской Штаатсопер в 1999 году. Здесь "подрывная деятельность", которую усердно ведёт Фигаро-Папе против графа передана настолько ярко, что сам Граф (Роман Трекель) выглядит куда менее впечатляющей фигурой, чем его слуга. Несмотря на этот дисбаланс, Папе нельзя упрекнуть в измене музыке или тексту.
В самом деле, он заставляет вас следить за спектаклем, за своим героем с неослабным вниманием, как будто эту оперу вы никогда раньше не видели и не слышали. Его Фигаро - это мастер иронии (но без той тевтонской чрезмерности, что так свойственна многим немецким "моцартианцам") и порой почти пугает своей непредсказуемостью. Его образ Фигаро не страдает недостатком юмора, но и не опускается до игривости средней комедии dell'arte.

Рене ПапеТаланты Папе были быстро взяты в оборот Даниэлем Баренбоймом (он и дирижировал тем "Фигаро"), когда он стал главным дирижёром в Штаатсопер в 1992 году, однако Георг Шолти открыл баса раньше, поставив его на роль Зарастро в Зальцбурге в 1991 году. "Можно много услышать, каким деспотом он был по отношению к певцам в начале его творческого пути, но человек, которого я встретил, был абсолютно зрелой, интересной личностью. Ко мне Шолти относился, как родной дедушка, и все его огромные знания и опыт были предоставлены в распоряжение молодого певца. Одно из самых печальных и горьких воспоминаний моей жизни - это исполнение Реквиема Верди в Альберт-Холле в 1997 году - концерт, которым должен был дирижировать сам Шолти. Он состоялся спустя несколько дней после его смерти".

Поскольку Папе постоянно работает с лучшими дирижёрами мира, его требовательность по отношению к ним вполне понятна: "Совсем мало тех, кто действительно может "сделать музыку", - говорит он. - Большинство гораздо более заинтересовано в том, чтобы "делать себя". Петь Вагнера с Баренбоймом в Берлине и Ливайном в Нью-Йорке - это настоящее творчество, потрясающий опыт. Зубин Мета здесь, во Флоренции превосходно "подогнал" аккомпанемент к моим фразам - мне даже не надо было смотреть на него, он просто шёл за мной."
Не меньший энтузиазм Папе испытывает и по отношению к Клаудио Аббадо (они первый раз работали вместе прошлым летом в Люцерне), а также восхищается Кристианом Телеманном ("заносчивый, бесцеремонный - но потрясающий вагнерианец!"); очень тепло отзывается и о Антонио Паппано, с которым поддерживает добрые отношения вот уже более десяти лет. Но как бы то ни было, решение последнего "выставить" баса из состава для новой постановки "Дон Карло" в Ковент Гарден в 2007 году из-за того, что режиссёр настаивал на "певце постарше" для Филиппа. Конечно, это решение вызвало вполне понятный гнев Рене Папе.

Рене Папе"Я просто не могу поверить в это - что Паппано, который сам руководит солидным оперным театром, позволил убедить себя такими нелепыми доводами!" - кипятится Папе. Впрочем, после того, как эта новость стала известна, они вместе работали над записью "Тристана и Изольды", так что может статься, что с "Дон Карло" всё решится благополучно для певца.
Куда менее вероятным кажется скорое примирение Папе с Байройтским фестивалем, где в недавнем прошлом певец выступал регулярно. "Вольфганг Вагнер прекрасный человек, - говорит Папе, - но он уже слишком стар для того, чтобы принимать активное участие в выборе артистов, и он позволил себе полностью попасть под жуткое влияние своей жены и её подруги, котрые принимают "политические" решения, ничего общего с искусством не имеющие".

Подобная искренность редко встречается у певца, только начинающего свою карьеру; выбор Папе программы для своего первого сольного CD был также весьма неортодоксальным: цикл песен Торстена Раха "Mein Herz Brennt", в основу которого положены стихи и музыка весьма противоречивой рок-группы "Rammstein" (которую составляют выходцы из Восточной Германии, откуда родом и сам Папе). Графическая ясность, с которой он подаёт грубоватые словесные образы - особенно в первой песне "Mutter" - показывает способность певца к абсолютной самоидентификации даже с чувствами и образами, граничащими с помешательством или психозом. Прослушивание этого диска, конечно, может не соответствовать идеалу "приятной музыки" для многих, однако трудно не проникнуться уважением к артисту, который предпринимает отважную и честную попытку высказать нечто новое той части аудитории, которая способна это услышать.

Свобода, с которой Папе высказывает свои мысли, выдаёт профессиональную уверенность в себе певца, едва ли имеющего соперников в избранном репертуаре, но помимо этого - и озорство по поводу некоторого "одурачивания" слушателей и наблюдения их реакции. Когда в кафе, где мы сидели, официант принёс очередную порцию пива после долгой задержки, Папе безо всякого намёка на улыбку поинтересовался, не угодно ли менеджменту кафе предложить нам бесплатную граппу, чтобы компенсировать ожидание - и тут же заказал три порции. Официант принёс, испуганно поглядывая на меня в опасении, что за граппу не заплатят. Однако Папе немедленно предложил третью рюмку самому официанту. Хотя этот благородный жест и был с благодарностью отклонен (официантам там запрещено пить при исполнении служебных обязанностей), но это был весьма характерный поступок для певца, который любит играть роли даже вне сцены; бесспорно "мефистофельский" в своём желании постоянно обескураживать и озадачивать людей.

© STEPHEN HASTINGS, журнал OPERA NEWS,
© Кирилл Веселаго, перевод
 

 

Публикация: 25-05-2009
Просмотров: 7378
Категория: Вокалисты
Комментарии: 0

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.