БАСОВЫЙ ИНСТИНКТ

"Всё, чего я хочу - это доставить публике удовольствие". Рене Папе, заявивиший о себе в первые годы XXI века, как о наиболее харизматичном басе нашего времени, за наше двухчасовое интервью (изрядно сдобренное пивом и граппой) во Флоренции минувшей зимой повторил эту фразу несколько раз. Совершенно логичное и неоспоримое утверждение в устах настоящего артиста. В то же время, именно эта фраза была и сюрпризом, поскольку весьма немногие оперные певцы сегодня отличаются настолько ясным и непретенциозным видением своей миссии в жизни - а может быть и потому, что мы склонны ассоциировать немецкую оперную эстетику (а Папе не только родился в Дрездене, но и является ведущим вагнеровским певцом) скорее с angst (беспокойством, тоской - нем.), чем с неомрачённой радостью.
Конечно, даже боль может быть приятной (что явно дают нам понять некоторые немецкие режиссёры в их переполненных страданием плоти "прочтениях"), однако мастерство и артистизм Папе, по большому счёту, строятся на сердечности, на открытости чувств, на радости взаимопонимания.
Накануне вечером он пел свою самую эффектную вердиевскую роль - короля Филиппа Второго в "Дон Карло" - в возобновлённой исторической постановке Лукино Висконти (впервые поставленной в Риме в 1965 году) во флорентийском Театро Коммунале. Сложнейшая и значительная большая ария Четвёртого акта ("Ella giammai m'amo"), спетая большей частью самоуглублённым мецца-воче, удивительно передавала безнадёжное одиночество могучего монарха - отягощённого грузом государственных забот человека, тем не менее, находящегося ещё в полном "На сцене я люблю играть. Меня всегда разочаровывает, когда некоторые коллеги просто встают на сцене и поют”
расцвете жизненных сил (как и сам сорокачетырёхлетний Папе), и не находящего счастья и в семейной жизни. "На сцене я люблю играть. Меня всегда разочаровывает, когда некоторые коллеги просто встают на сцене и поют”
Добавьте к этому прекрасный звук, ясно и уверенно проецируемый в зал на могучем дыхании, длинные и устойчивые легато, великолепную дикцию - и лишь самые придирчивые, возможно, могли различить легчайший намёк на иностранный акцент.

То же самое можно сказать и о большей части "Майстерзингеров", где я сейчас пою Погнера, но позже буду исполнять Закса; или о "Парсифале". Гурнеманц - самая моя длинная вагнеровская партия, и я помню, что когда я учил её, я думал, что буду очень счастлив, когда допою до конца спектакля. Но когда я дебютировал, я очень огорчился, когда опера закончилась. В финале я был абсолютно "свеженьким", был взволнован текстом и музыкой. Это было, как на протяжении шести часов петь песни Шуберта - чистое наслаждение!"
Рене Папе пел, практически, всю свою жизнь. Хотя он отрицает, что пение альтом в знаменитом дрезденском "Kreuzchor" (где он часто пел сольные партии, с детства приучаясь побеждать "страх сцены") дало ему сколько-нибудь серьёзную техническую базу в вокале, всё же трудно спорить с тем, что полным отсутствием "искуственности" в его вокале Папе, возможно, обязан именно этим ранним занятиям пением. Смещение вниз по диапазону, определённо, было для Папе совершенно беспроблемным. "Я никогда не переставал петь, - говорит он. - В пятнадцать лет я стал тенором, а в восемнадцать - лёгким басом".
У него был только один вокальный педагог. "Её зовут Хайди Петцольд. В своё время она была певицей, но прекратила выступления, чтобы обзавестись семьёй. Я занимался с ней семь лет, начиная с шестнадцати лет. Она была великолепным педагогом, хотя я никогда не останавливался в учении и никогда не собираюсь. Как бы то ни было, моя техника остаётся всё той же, что бы я не пел; главное - держать голос компактным и сфокусированным, никогда не "поддавать" - наоборот, расслабляться. Очень много хороших советов насчёт репертуара я получил, когда в 1988 году поступил в Берлинскую Штаатсопер, особенно от Эриха Витте - это бывший тенор, с успехом певший в Мет в тридцатые годы прошлого века."
Однако ещё до приезда в Берлин Папе начал "делать себе имя" в Дрездене в качестве ораториального певца. Видео гайдновского "Сотворения мира" 1992 года (с тоже дрезденским воспитанником, тенором Петером Шраером на подиуме) демонстрирует техническую уверенность молодого баса: не "жирный", гибкий, выровненный во всех регистрах голос, с прозрачной дикцией и великолепным фокусом. Подобные качества не были совершенно уникальными в те годы; другие певцы со свободным верхом - такие, как Жозе ван Дам и Самюэл Рэми - также мастерски использовали свою технику, воплощавшуюся в музыку в таких ролях, как Фигаро, Эскамильо или Филипп Второй; но скоро эти качества стали визитной карточкой Папе. Вдобавок германский бас умудряется комбинировать естественную экстравертность американского коллеги с духовностью и утончённостью бельгийца. В этой записи 1992 года уже видна недюжинная воля музыканта, наполняющая движущей силой и эмоциональной концентрацией каждую фразу.

Папе в нынешнем году дебютирует в двух ключевых шаляпинских партиях - Мефистофеля в "Фаусте" Гуно в Мет и Бориса Годунова в берлинской Штаатсопер в декабре. И хотя его сценическому стилю гораздо менее свойствены разительные актёрские перевоплощения и яркая театральная составляющая роли, тем не менее Папе остаётся певцом, способным к необычайной самоиндефицированности с ролью, воплощаемой им на сцене, не пытаясь дистанцироваться от многочисленных прегрешений своих героев. К примеру, Дон Джованни, которого он пока ещё спел только один раз в "ужасающей постановке" в Берлине - это роль, которая даётся ему очень легко.
"Я чувствую, что внутри Дон Джованни - победитель, а не проигравший. В определённом смысле, мы все - Дон Жуаны; поглядываем вокруг, стараемся быть дружелюбными, пытаемся разговорить окружающих... Это часть и моей жизни тоже".
Папе нравится играть всех, за исключением Зарастро. "Он всё же довольно скучен. Я пел Зарастро уже почти двадцать лет, и это - единственная роль, которую я действительно не люблю."

В недавнем "Дон Карло" во Флоренции его во многом вдохновляли будоражащие воображение и порождающие множество ассоциаций декорации Лукино Висконти. "Мне нравится его изобразительный ряд, а бережное воплощение исторической обстановки помогает мне возродить образ монарха. Величайшие оперы всегда новы, и всегда насущны для нашей сегодняшней жизни - однако это не означает, что мы должны давать все классические оперы в современных костюмах. Лично я люблю как и традиционные постановки, так и "минималистические" - но в традиционных костюмах. Только когда я одет, как король, я действительно могу почувствовать внутреннее состояние монарха. Если я вынужден играть правителя в современном костюме и при галстуке, я чувствую себя уже куда менее комфортно. Иногда, конечно, приходится это делать, но я это не люблю."
Конгениальный пример минималистической постановки - это "Тристан и Изольда" Дитера Дорна на сцене Мет 1999 года, в котором монолог Марке производит сильнейшее эмоциональное воздействие именно за счёт очищенной от бутафории простоты. Здесь Папе и дирижёр Джеймс Ливайн выстроили всё постепенно от от тихого, вопросительного начала до кульминации отчаяния и печали, абсолютно точно выраженной лицом актёра (крупные планы видеозаписи Deutsche Grammophon позволяют нам в этом убедиться).

В самом деле, он заставляет вас следить за спектаклем, за своим героем с неослабным вниманием, как будто эту оперу вы никогда раньше не видели и не слышали. Его Фигаро - это мастер иронии (но без той тевтонской чрезмерности, что так свойственна многим немецким "моцартианцам") и порой почти пугает своей непредсказуемостью. Его образ Фигаро не страдает недостатком юмора, но и не опускается до игривости средней комедии dell'arte.

Поскольку Папе постоянно работает с лучшими дирижёрами мира, его требовательность по отношению к ним вполне понятна: "Совсем мало тех, кто действительно может "сделать музыку", - говорит он. - Большинство гораздо более заинтересовано в том, чтобы "делать себя". Петь Вагнера с Баренбоймом в Берлине и Ливайном в Нью-Йорке - это настоящее творчество, потрясающий опыт. Зубин Мета здесь, во Флоренции превосходно "подогнал" аккомпанемент к моим фразам - мне даже не надо было смотреть на него, он просто шёл за мной."
Не меньший энтузиазм Папе испытывает и по отношению к Клаудио Аббадо (они первый раз работали вместе прошлым летом в Люцерне), а также восхищается Кристианом Телеманном ("заносчивый, бесцеремонный - но потрясающий вагнерианец!"); очень тепло отзывается и о Антонио Паппано, с которым поддерживает добрые отношения вот уже более десяти лет. Но как бы то ни было, решение последнего "выставить" баса из состава для новой постановки "Дон Карло" в Ковент Гарден в 2007 году из-за того, что режиссёр настаивал на "певце постарше" для Филиппа. Конечно, это решение вызвало вполне понятный гнев Рене Папе.

Куда менее вероятным кажется скорое примирение Папе с Байройтским фестивалем, где в недавнем прошлом певец выступал регулярно. "Вольфганг Вагнер прекрасный человек, - говорит Папе, - но он уже слишком стар для того, чтобы принимать активное участие в выборе артистов, и он позволил себе полностью попасть под жуткое влияние своей жены и её подруги, котрые принимают "политические" решения, ничего общего с искусством не имеющие".
Подобная искренность редко встречается у певца, только начинающего свою карьеру; выбор Папе программы для своего первого сольного CD был также весьма неортодоксальным: цикл песен Торстена Раха "Mein Herz Brennt", в основу которого положены стихи и музыка весьма противоречивой рок-группы "Rammstein" (которую составляют выходцы из Восточной Германии, откуда родом и сам Папе). Графическая ясность, с которой он подаёт грубоватые словесные образы - особенно в первой песне "Mutter" - показывает способность певца к абсолютной самоидентификации даже с чувствами и образами, граничащими с помешательством или психозом. Прослушивание этого диска, конечно, может не соответствовать идеалу "приятной музыки" для многих, однако трудно не проникнуться уважением к артисту, который предпринимает отважную и честную попытку высказать нечто новое той части аудитории, которая способна это услышать.
Свобода, с которой Папе высказывает свои мысли, выдаёт профессиональную уверенность в себе певца, едва ли имеющего соперников в избранном репертуаре, но помимо этого - и озорство по поводу некоторого "одурачивания" слушателей и наблюдения их реакции. Когда в кафе, где мы сидели, официант принёс очередную порцию пива после долгой задержки, Папе безо всякого намёка на улыбку поинтересовался, не угодно ли менеджменту кафе предложить нам бесплатную граппу, чтобы компенсировать ожидание - и тут же заказал три порции. Официант принёс, испуганно поглядывая на меня в опасении, что за граппу не заплатят. Однако Папе немедленно предложил третью рюмку самому официанту. Хотя этот благородный жест и был с благодарностью отклонен (официантам там запрещено пить при исполнении служебных обязанностей), но это был весьма характерный поступок для певца, который любит играть роли даже вне сцены; бесспорно "мефистофельский" в своём желании постоянно обескураживать и озадачивать людей.
© STEPHEN HASTINGS, журнал OPERA NEWS,
© Кирилл Веселаго, перевод
Публикация: 25-05-2009
Просмотров: 7790
Категория: Вокалисты
Комментарии: 0