ГЛАВНАЯ ОБМЕН БАННЕРАМИ ССЫЛКИ ССЫЛКИ НА МУЗЫКАЛЬНЫЕ САЙТЫ О ПРОЕКТЕ

И. И. Соллертинский#5

Перехожу к проблеме жанров. У нас до сих пор нет ясного разграничения между мелодрамой и подлинной философской трагедией.

Если перефразировать известное выражение Аристотеля о страхе и сострадании, то мелодрама отличается от трагедии тем, что в ней присутствует только страх или только сострадание***. Возьмем сцену из “Тихого Дона” Дзержинского: у героини умирает ребенок, а в это время ее насилует барин. Это мелодраматическая ситуация. Здесь характер героини не имеет значения; решающую роль играет только отчаянное “ситуационное” положение.

Те, кто защищают мелодраму в противовес трагедии, обычно сомневаются, мыслимо ли подлинно советское произведение, которое будет заканчиваться трагической гибелью героя? Совместимо ли это с оптимизмом?
При этом путают оптимизм философский с оптимизмом фабульным. “Кармен” заканчивается трагической гибелью и Кармен, и Хосе. Однако, когда в последний раз прозвучит фа-диез-мажорный аккорд, никто из нас не уносит из театра ощущения безысходной скорби. Когда гибнет Гамлет на руках Горацио, когда звучит траурный марш из “Гибели богов”, когда гибнут Ромео и Джульетта, – у зрителя не возникает ощущения пессимистической безвыходности, ибо фабульная трагическая развязка здесь соединена с глубоким философским оптимизмом. Да, герои гибнут, но гибнут ради торжества общего дела, ради торжества новых нравственных принципов.

Бетховен неоднократно показывал в своих гениальных творениях, что смерть героя есть тема трагическая. У нас же подлинная трагедия часто подменяется мелодраматической возней. Действие, скажем, приближается к трагической развязке” но в решающий момент под аплодисменты зрителей врываются красные партизаны, и действующие лица спасены.

До середины третьего акта в “Семене Котко” чувствуется большой эпический пафос, в середине третьего акта появляется патология; дальше все начинает напоминать фильм “Красные дьяволята”, когда вбегают партизаны и спасают спрятанных почему-то под церковью героев.

Трагедия предполагает прежде всего характер. Трагический характер страстно стремится к некоей поставленной цели. Это “страстное стремление к цели есть, как говорил Гегель, “пафос характера”. Кармен мы считаем образцом трагического характера, достойного античной трагедии. Ее гибель вытекает из трагической концепции самого характера, из ее неспособности лгать, идти на какой-либо моральный или эмоциональный компромисс.

У нас же очень часто гибель героя становится только ситуационной гибелью, не связанной с особенностями его характера. Если герой сам не меняется и только попадает в разные положения, он становится мелодраматическим героем.

Среди наших оперных героев мы наблюдаем две категории: жанровые типажи – иногда очень колоритные второстепенные персонажи и необычайно прямолинейный центральный герой.

Я знаю несколько опер на тему об Иване Болотникове, в частности, сценарий Брика–Желобинского “Комаринский мужик”.
В этих и аналогичных операх, кроме слов: “Вперед, вперед, народ, народ” – Болотников ничего не поет. Он всегда неизменен, всегда верен себе. В пятой картине “Комаринского мужика” Брика–Желобинского он попадает в постель соблазнительницы Иринки. И тут он остается верен себе. Оставшись на ложе соблазнительницы, он читает ей длинную лекцию об экспансии торгового капитала в Венеции. Это делает честь его целомудрию, которому мог бы позавидовать библейский Иосиф, но, в целом, этот эпизод придает герою деревянность и фальшь.

Публикация: 6-09-2005
Просмотров: 3655
Категория: Перечитывая заново
Комментарии: 0

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.