ГЛАВНАЯ ОБМЕН БАННЕРАМИ ССЫЛКИ ССЫЛКИ НА МУЗЫКАЛЬНЫЕ САЙТЫ О ПРОЕКТЕ

Незабываемая Берта (воспоминания об Учителе)

Незабываемая Берта"Чуваки... Берта идет!!!" - кто-то громко крикнул в коридоре общежития во весь голос. Этот сигнал означал неминуемую опасность разоблачения; надо было срочно что-то предпринимать. В комнате стоял дым коромыслом, на обеденном столе лежали две колоды карт - преферанс был в самом разгаре, пепельница была переполнена окурками "Родопи" и коптела, словно кочегарная труба, а на полу стояла целая батарея пустых пивных бутылок. Ну кто бы мог подумать, что Берта всерьез воспримет мою "святую ложь" о якобы плохом самочувствии, да лично пойдет меня проведать. Я в панике, даже не снимая обуви, кинулся под одеяло в чем был, притворившись больным; ребята стали срочно наводить "шухер" в комнате - спешно убирать все со стола и открывать форточки для проветривания комнаты, и каждый взял в свои руки учебники с конспектами по истории КПСС, изображая из себя прилежных студентов, готовившихся к сессии.

Наконец, Берта постучала и вошла в комнату. Первый вопрос ее был : "Чи-то это такое?! Мне передали, что Игорь плохо себя чувствует, и я решила его навестить, а у вас даже дышать нечем, чи-то вы здесь делали?" Берта никогда не говорила "что", это ее знаменитое "чи-то" стало в консерватории притчей во языцех. Мишка Соловей (ныне профессор академии в Сиднее) что-то невнятно пробормотал насчет экзаменов, Емеля Сичкин (ныне проживающий в Нью-Йорке сын знаменитого "Бубы Касторского") на полном серьезе подтвердил эту брехню, а Володя Вымигук (скрипач, ныне солист Израильского оркестра под управлением З. Меты) спешно стал меня загораживать, давая возможность быстро переодеться и "закосить" под больного.

- Игорь, - начала Берта, - меня предупредила Оля (Лысова, ныне профессор Нижегородской консерватории), что ты не придешь на урок, у тебя температура. Что случилось?

- Да понимаете, Берта Соломоновна, всю ночь готовился к экзаменам, вот и приболел немного… Да вы не волнуйтесь, все нормально, завтра уже встану, - ответил я, сгорая со стыда.

Берта тут же полезла в свою сумочку доставать какие-то лекарства, долго что-то там искала, но кроме нитроглицерина так ничего и не нашла.

- Да не волнуйтесь, Берта Соломоновна, очень прошу вас, ерунда это все! - сказал я, - вот увидите, мне просто жутко неудобно, что вынудил вас ко мне прийти, простите меня, пожалуйста...

Сколько уже прошло лет с того момента, но до сих пор постоянно испытываю угрызения совести, что когда-то обманул нашу дорогую и любимую Берту, как ласково все мы называли ее за глаза.
Но что мне оставалось делать в тот момент? Честно признаться, что не пошел на урок, потому что играл в карты? Это было бы безумием, вот и соврал нагло. Правда, потом - уже через много лет, сам будучи преподавателем - я всё-таки признался ей в своем "преступлении", когда побывал в Горьком по случаю её 75-летнего юбилея. И она просто улыбнулась, и даже стала вспоминать, как она в молодости тоже любила поиграть в картишки с Машенькой Гринберг, только не в преферанс, а в дамский покер...

В то время, когда я учился в Горьковской Консерватории, наше общежитие было встроено прямо в здание консерватории, и это было очень удобно. Можно было проснуться утром без пяти минут девять, и ровно через пять минут сидеть на лекции по истории КПСС. Если нужно было занять классы, чтобы позаниматься, то мы вставали в 5-6 утра, и сонные шли грызть великую науку под названием "фортепианная игра", потому что придти к Берте на урок по специальности неподготовленным означало величайший стыд и позор. Все должно было быть выучено наизусть и в лучшем виде. Берта никогда никому не давала спуску, и сразу все выговаривала, часто на повышенных тонах.

Сколько же раз мне приходилось быть свидетелем ее топанья ногами, этих бесконечных "чито ты там играешь, опять грязная педаль?", заплаканных глаз у бедных студентов, с трудом выдерживающих ее давление. Но мы никогда не обижались на нее, потому что знали, что все ее требования исходили лишь только от одного - честного и бескорыстного служения Музыке.

Если говорить коротко, то можно сказать, что все фортепианное отделение горьковской консерватории, весь ее авторитет, простирающийся далеко за ее пределами, держался только лишь на ее знаменитом имени: Берты Соломоновны Маранц.

Это была фирменная марка консерватории, ее бренд, если можно так выразиться современным языком, высочайшее реноме, стопроцентная гарантия того, что получаешь настоящую школу, профессионализм в лучшем смысле этого слова.
Ее знала вся страна; когда где-то случайно заходила речь о Горьком, то тут же вспоминали - ну да, конечно, ведь там же преподает ученица великого Г. Нейгауза, профессор Маранц Берта Соломоновна! - ну, как же, как же, конечно, знаем! Половину преподавательского состава на кафедре фортепиано составляли ее ученики: Альтерман Б. А., Фридман И. З., Буслаева Н. В., Алексеев В. В. и много-много других.

Пусть не обижаются на меня те, кого не упомянул; слишком долго придется перечислять. Б. С. Маранц отдавала себя этой консерватории, начиная с пятидесятых годов - и до самого конца своей жизни. И я хочу прежде всего рассказать о том, почему ее все так хорошо знали, в чем была причина ее непререкаемого авторитета, и откуда появилось такое понятие, как "школа Маранц", известное далеко за пределами не только Горького, но и всей России...

Публикация: 10-11-2005
Просмотров: 3417
Категория: Статьи
Комментарии: 0

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.