"Заслуге" - заслуженная любовь
20 октября Заслуженный коллектив России, симфонический оркестр СПб Филармонии дал концерт во главе со своим художественным руководителем и главным дирижёром Юрием Темиркановым. Прозвучали произведения Сергея Прокофьева: Симфония №5 и Сюита №2 из балета "Ромео и Джульетта". Это был последний концерт филармонического оркестра в Питере перед длительными гастролями по городам США.
Однако Юрия Темирканова можно поздравить и с другим событием: 15 октября состоялось последнее из пяти представлений оперы "Травиата" под управлением Юрия Темирканова на Фестивале Верди в Парме, и эта работа превратилась в триумф петербургского дирижера. Критика с удивлением отметила, что маэстро, в последние десятилетия посвящающий себя главным образом симфоническому дирижированию, за пульт оперных оркестров встает не часто, а к музыке Верди вообще обратился впервые. Эта творческая победа Юрия Темирканова тем значительней, что она случилась в Италии, где музыка Верди - национальная святыня, "Травиату" буквально все, от мала до велика, знают наизусть, да ещё и в Парме - самого центра итальянского "культа Верди".
В этом году афишу фестиваля украшали имена Риккардо Мути, Барбары Фриттоли, Жоржа Претра и других звезд оперной и симфонической музыки. Вокалисты - болгарское сопрано Светла Василева (Виолетта), известный итальянский тенор Массимо Джордано (Альфред) и болгарский баритон Владимир Стоянов (Жорж Жермон) - заслужили и похвалы, и упреки. Зато дирижерская трактовка и качество исполнения были приняты безусловно: "…Все были поражены красотой его прочтения - глубочайшей и технически безупречной. Как известно, прелюдия струнных, предваряющая агонию Виолетты в третьем акте, - ахиллесова пята итальянских оркестров, и тем не менее Темирканов при помощи своего магнетизма сумел добиться от оркестра Королевского театра Пармы идеального вступления... Нередко говорят, что в "Травиате" главное - пение, а оркестр лишь аккомпанирует голосам. Но это справедливо лишь отчасти: достаточно услышать, сколько мелодичности извлек Темирканов из оркестра, как были сыграны побочные темы виолончелей или кларнета, не говоря уже о красоте тембра, о гамме звучания, об общем дыхании… В сцене бала у Флоры Темирканов также оставил свой отпечаток, подстегивая ритм, и этим четким чувством ритма он преодолел застарелую болезнь сопрано и теноров: согласно певческой традиции, замедлять в ариях темп…"
Однако, от всей души поздравив дирижёра с блистательным дебютом в оперной музыке Верди, вернёмся в Большой зал Филармонии. Прокофьев звучал, скажем так, "вполне прилично": не хватало того brio, той блистательности в мелочах, которая так необходимо при исполнении прокофьевских опусов. Пятая Прокофьева - это вообще особенная вещь, и для многих оркестров она является чем-то вроде "минного поля": шаг влево, шаг вправо - и всё разваливается.
Кстати, рассказывают, что когда Мстислав Ростропович взялся продирижировать Пятой симфонией Прокофьева, то на репетиции он долго не мог добиться от оркестра нужного вступления "вместе" и сказал музыкантам:
- Представьте себе: коммунальная кухня, стоит восемь столов, восемь примусов, каждый скребет на своем столе, никто не слушает друг друга, стоит страшный шум. И вдруг кто-то снизу кричит: "Лососину дают!" Тут все всё бросают и кидаются вниз, в магазин...
Посмеявшись, вернулись к репетиции, и, когда заиграли снова и дошли до не дававшегося ранее места, Ростропович крикнул: "Лососина!" - и действительно, музыканты рванули "за ней" дружно и точно.
Пятая симфония Прокофьева навеяна годами войны, но в ней нет такой яркой иллюстративности, скажем, как в Седьмой Шостаковича: это прихотливая временно-музыкальная конструкция, требующая от исполнителей филигранной чёткости исполнения.
"Прокофьев работает как часы. Часы эти не спешат и не запаздывают... Прокофьевская точность во времени - производная от точности в творчестве. В абсолютной точности музыкального образа", говорил Эйзенштейн о Прокофьеве. Темирканов-исполнитель как раз всегда и привлекал тем удивительным микстом строгого академизма и какой-то почти детской радости от музицирования. Но - то ли оркестр был занят мыслями об отъезде на гастроли (на следующий день поутру), то ли сам Юрий Хатуевич был слегка утомлён после своих итальянских гастролей…
Вообще, наш филармонический оркестр еще в 1918 году впервые исполнил "Классическую" симфонию Прокофьева под управлением автора. А в 1926 году своей Первой симфонией дебютирует в Большом зале филармонии Шостакович (дирижер - Николай Малько). Филармонический оркестр первым в стране в 1934 году получил звание "Заслуженный коллектив Республики", и с тех пор меломаны и музыканты называют его "ЗКР" или, уменьшительно-фамильярно, "Заслуга". Спустя четыре года в него пришёл недавний лауреат Первой премии Всесоюзного конкурса дирижеров Евгений Мравинский, и его усилиями в филармонии создается один из лучших оркестров мира, которым он и руководил в течение полувека. С оркестром выступали и другие дирижеры - Леопольд Стоковский, Игорь Маркевич, Курт Зандерлинг, Арвид Янсонс, Марис Янсонс, Геннадий Рождественский, Евгений Светланов.
Разумеется, ЗКР сегодня - это уже не та, прежняя "Заслуга": это уже другой дирижёр, другие люди в оркестре, наконец - другое время. Но значит ли это, что знаменитый "оркестр Мравинского" стал неким "этническим реликтом" (по Л. Гумилёву), - "памятником человеческой деятельности, лишенным саморазвития и способным только разрушаться"? Разумеется, нет - и здесь надо признать огромное достижение Темирканова, сумевшего в лихие девяностые сохранить оркестр. Были и "чёсы" по заграницам, вояжи оркестра за шубами, за дешёвым золотом - однако Юрию Темирканову, тем не менее, удалось сохранить именно коллектив высочайшего исполнительского уровня, а не коммерциализированный институт из числа тех, которые я называю оркестр (или труппа) "быстрого развёртывания".
Ведь ни для кого не секрет, что ныне филармоническая жизнь всего мира всё более уподобляется "шоу-бизнесу": минимум репетиций, максимум концертов - а это не может не влиять на уровень когда-то великих оркестров. Например, не так давно оставившего этот мир маэстро Гюнтера Ванда (специалиста по великим представителям австро-германской симфонической традиции: Гайдна, Моцарта, Шуберта, Бетховена; настоящей "визитной карточкой" маэстро были произведения Брукнера) приглашали всегда и повсюду: к примеру, оркестры Берлинской Филармонии или Чикагский Симфонический. Но его неколебимое требование - не менее восьми репетиций к каждому (!) концерту - стало причиной того, что он не вошёл в клан "модных" дирижёров, с помощью реактивных самолётов умножающих свою славу по всему миру. Даже соблазнительные приглашения продирижировать в Карнеги-Холле всегда разбивались о непреклонное требование восьми репетиций перед каждым концертом.
В "застойные", но во многих смыслах и спокойные годы музыканты оркестра могли позволить себе "точить мастерство" столько, сколько считали нужным их бессменный руководитель Евгений Мравинский; Юрий Темирканов, готовя в Мариинке (тогда - театре им. Кирова) свои ставшие ныне хрестоматийными постановки "Евгения Онегина" и "Пиковой дамы", мог позволить себе до сотни репетиций - и разумеется, оркестр Кировского театра в те годы звучал совсем не так, как сегодняшний оркестр Мариинки.
Так что если всё время оборачиваться в прошлое, то можно поностальгировать и о том, что к 1913 году Россия вышла на первое место по производству чугуна и стали, имела самый высокий национальный доход в Европе, выйдя на первое место в Европе по доходу на душу населения (а это конечная и самая главная цифра экономики любой страны). И оркестры, разумеется, раньше были лучше. Однако и сегодня мы имеем в городе практически лучший на постсоветском пространстве симфонический оркестр - и если сравнить его с теми руинами, что остались от когда-то великолепных коллективов Светланова или Геннадия Рождественского, Большого или Кировского театров, то уже легко найти повод для оптимизма - пусть даже после отдельно взятого концерта таких поводов иногда и нет.
© Кирилл Веселаго, 2007
Однако Юрия Темирканова можно поздравить и с другим событием: 15 октября состоялось последнее из пяти представлений оперы "Травиата" под управлением Юрия Темирканова на Фестивале Верди в Парме, и эта работа превратилась в триумф петербургского дирижера. Критика с удивлением отметила, что маэстро, в последние десятилетия посвящающий себя главным образом симфоническому дирижированию, за пульт оперных оркестров встает не часто, а к музыке Верди вообще обратился впервые. Эта творческая победа Юрия Темирканова тем значительней, что она случилась в Италии, где музыка Верди - национальная святыня, "Травиату" буквально все, от мала до велика, знают наизусть, да ещё и в Парме - самого центра итальянского "культа Верди".
В этом году афишу фестиваля украшали имена Риккардо Мути, Барбары Фриттоли, Жоржа Претра и других звезд оперной и симфонической музыки. Вокалисты - болгарское сопрано Светла Василева (Виолетта), известный итальянский тенор Массимо Джордано (Альфред) и болгарский баритон Владимир Стоянов (Жорж Жермон) - заслужили и похвалы, и упреки. Зато дирижерская трактовка и качество исполнения были приняты безусловно: "…Все были поражены красотой его прочтения - глубочайшей и технически безупречной. Как известно, прелюдия струнных, предваряющая агонию Виолетты в третьем акте, - ахиллесова пята итальянских оркестров, и тем не менее Темирканов при помощи своего магнетизма сумел добиться от оркестра Королевского театра Пармы идеального вступления... Нередко говорят, что в "Травиате" главное - пение, а оркестр лишь аккомпанирует голосам. Но это справедливо лишь отчасти: достаточно услышать, сколько мелодичности извлек Темирканов из оркестра, как были сыграны побочные темы виолончелей или кларнета, не говоря уже о красоте тембра, о гамме звучания, об общем дыхании… В сцене бала у Флоры Темирканов также оставил свой отпечаток, подстегивая ритм, и этим четким чувством ритма он преодолел застарелую болезнь сопрано и теноров: согласно певческой традиции, замедлять в ариях темп…"
Однако, от всей души поздравив дирижёра с блистательным дебютом в оперной музыке Верди, вернёмся в Большой зал Филармонии. Прокофьев звучал, скажем так, "вполне прилично": не хватало того brio, той блистательности в мелочах, которая так необходимо при исполнении прокофьевских опусов. Пятая Прокофьева - это вообще особенная вещь, и для многих оркестров она является чем-то вроде "минного поля": шаг влево, шаг вправо - и всё разваливается.
Кстати, рассказывают, что когда Мстислав Ростропович взялся продирижировать Пятой симфонией Прокофьева, то на репетиции он долго не мог добиться от оркестра нужного вступления "вместе" и сказал музыкантам:
- Представьте себе: коммунальная кухня, стоит восемь столов, восемь примусов, каждый скребет на своем столе, никто не слушает друг друга, стоит страшный шум. И вдруг кто-то снизу кричит: "Лососину дают!" Тут все всё бросают и кидаются вниз, в магазин...
Посмеявшись, вернулись к репетиции, и, когда заиграли снова и дошли до не дававшегося ранее места, Ростропович крикнул: "Лососина!" - и действительно, музыканты рванули "за ней" дружно и точно.
Пятая симфония Прокофьева навеяна годами войны, но в ней нет такой яркой иллюстративности, скажем, как в Седьмой Шостаковича: это прихотливая временно-музыкальная конструкция, требующая от исполнителей филигранной чёткости исполнения.
"Прокофьев работает как часы. Часы эти не спешат и не запаздывают... Прокофьевская точность во времени - производная от точности в творчестве. В абсолютной точности музыкального образа", говорил Эйзенштейн о Прокофьеве. Темирканов-исполнитель как раз всегда и привлекал тем удивительным микстом строгого академизма и какой-то почти детской радости от музицирования. Но - то ли оркестр был занят мыслями об отъезде на гастроли (на следующий день поутру), то ли сам Юрий Хатуевич был слегка утомлён после своих итальянских гастролей…
Вообще, наш филармонический оркестр еще в 1918 году впервые исполнил "Классическую" симфонию Прокофьева под управлением автора. А в 1926 году своей Первой симфонией дебютирует в Большом зале филармонии Шостакович (дирижер - Николай Малько). Филармонический оркестр первым в стране в 1934 году получил звание "Заслуженный коллектив Республики", и с тех пор меломаны и музыканты называют его "ЗКР" или, уменьшительно-фамильярно, "Заслуга". Спустя четыре года в него пришёл недавний лауреат Первой премии Всесоюзного конкурса дирижеров Евгений Мравинский, и его усилиями в филармонии создается один из лучших оркестров мира, которым он и руководил в течение полувека. С оркестром выступали и другие дирижеры - Леопольд Стоковский, Игорь Маркевич, Курт Зандерлинг, Арвид Янсонс, Марис Янсонс, Геннадий Рождественский, Евгений Светланов.
Разумеется, ЗКР сегодня - это уже не та, прежняя "Заслуга": это уже другой дирижёр, другие люди в оркестре, наконец - другое время. Но значит ли это, что знаменитый "оркестр Мравинского" стал неким "этническим реликтом" (по Л. Гумилёву), - "памятником человеческой деятельности, лишенным саморазвития и способным только разрушаться"? Разумеется, нет - и здесь надо признать огромное достижение Темирканова, сумевшего в лихие девяностые сохранить оркестр. Были и "чёсы" по заграницам, вояжи оркестра за шубами, за дешёвым золотом - однако Юрию Темирканову, тем не менее, удалось сохранить именно коллектив высочайшего исполнительского уровня, а не коммерциализированный институт из числа тех, которые я называю оркестр (или труппа) "быстрого развёртывания".
Ведь ни для кого не секрет, что ныне филармоническая жизнь всего мира всё более уподобляется "шоу-бизнесу": минимум репетиций, максимум концертов - а это не может не влиять на уровень когда-то великих оркестров. Например, не так давно оставившего этот мир маэстро Гюнтера Ванда (специалиста по великим представителям австро-германской симфонической традиции: Гайдна, Моцарта, Шуберта, Бетховена; настоящей "визитной карточкой" маэстро были произведения Брукнера) приглашали всегда и повсюду: к примеру, оркестры Берлинской Филармонии или Чикагский Симфонический. Но его неколебимое требование - не менее восьми репетиций к каждому (!) концерту - стало причиной того, что он не вошёл в клан "модных" дирижёров, с помощью реактивных самолётов умножающих свою славу по всему миру. Даже соблазнительные приглашения продирижировать в Карнеги-Холле всегда разбивались о непреклонное требование восьми репетиций перед каждым концертом.
В "застойные", но во многих смыслах и спокойные годы музыканты оркестра могли позволить себе "точить мастерство" столько, сколько считали нужным их бессменный руководитель Евгений Мравинский; Юрий Темирканов, готовя в Мариинке (тогда - театре им. Кирова) свои ставшие ныне хрестоматийными постановки "Евгения Онегина" и "Пиковой дамы", мог позволить себе до сотни репетиций - и разумеется, оркестр Кировского театра в те годы звучал совсем не так, как сегодняшний оркестр Мариинки.
Так что если всё время оборачиваться в прошлое, то можно поностальгировать и о том, что к 1913 году Россия вышла на первое место по производству чугуна и стали, имела самый высокий национальный доход в Европе, выйдя на первое место в Европе по доходу на душу населения (а это конечная и самая главная цифра экономики любой страны). И оркестры, разумеется, раньше были лучше. Однако и сегодня мы имеем в городе практически лучший на постсоветском пространстве симфонический оркестр - и если сравнить его с теми руинами, что остались от когда-то великолепных коллективов Светланова или Геннадия Рождественского, Большого или Кировского театров, то уже легко найти повод для оптимизма - пусть даже после отдельно взятого концерта таких поводов иногда и нет.
© Кирилл Веселаго, 2007
Публикация: 23-10-2007
Просмотров: 3489
Категория: Статьи
Комментарии: 0