"тройка, семерка, туз..."#6

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Хор. У Самосуда - идеальное движение материала. Может быть оттого, что он точно следует авторскому метроному? К нему "ближе" Озава. Дирижеры Большого играют эту сцену поспешно, при этом "колыбельные" увещевания нянюшек, кормилиц и гувернанток звучат нелепо. У Пашаева, при достаточно быстром темпе, хор умудряется петь еще суетливее.

Эта сцена - почти парафраз первой сцены "Кармен". Здесь даже основная ритмическая формула та же. (Кстати сказать, "уход" хора композитор написал абсолютно в стиле Бизе). Самосуд играет первый номер элегантно, оркестр звучит у него прозрачно, пассажи струнных заботливо проинтонированы, а подголоски духовых "пропеты" и ясно слышны. Он и Озава играют первую сцену, как некую оркестровою пьесу, в музыкальную ткань которой вплетены голоса хора. Это музыка "детских сцен", она ажурна, грациозна и могла бы стать одним из номеров "Щелкунчика".

У Хайкина хор звучит намного лучше и собраннее, чем у Мелик-Пашаева. У последнего женские голоса поют пестро и небрежно в ансамблевом отношении - даже "иноземные" хористки Озавы звучат более организованно и ритмично.

Сцена и ариозо Германа. Структура оперы достаточно традиционна: замкнутые по форме вокальные сцены, ансамбли, арии и ариозо соединяются речитативами. Но впечатление сквозного, непрерывно развивающегося музыкального действа достигается сложным мотивно-интонационным варьированием сходного материала в сольных партиях и в партии оркестра. В отличие от речитативов, традиционно выполняющих служебно-связующую функцию в операх с ясно выраженной номерной структурой, в речитативах "Пиковой дамы" не прекращается интенсивное тематическое развитие основных интонационно-образных комплексов оперы, связанных с темами Германа, Лизы, трех карт и т.д.
Так и в речитативе, предвосхищающем первое появление героя оперы. В нем мы можем расслышать интонации, которые позже обретут знаковый смысл в музыкальной ткани оперы. Самосуд точно почувствовал характер интонирования речитативной сцены - певцы следуют ее ритмическому рисунку и, ведомые дирижером, исполняют все речитативные фразы в темпе предшествующей сцены, продолжая тем самым ранее установившееся движение музыкального материала. Так же поступает и Озава.
Этот дирижер вообще пунктуален в озвучивании авторского текста. В записях Хайкина и Мелик-Пашаева речитатив в исполнении солистов звучит достаточно свободно, певцы утрированно подчеркивают отдельные слова, произвольно обращаясь с ритмическим рисунком речитативной фразы. Таким образом, сцена лишается упругой динамики, устремленности её к центральному эпизоду - появлению Германа и его ариозо.

Ариозо Германа. Исполнение этого ариозо - проблема для теноров, особенно для драматических. В большей части оно написано в центральном регистре, музыка ариозо лирична и петь его - как и большую часть материала партии Германа - следует мягко, в основном на выразительном mezzа-voce. Но поскольку Германа поют, как правило, тенора драматические, то редко кому из них удается правильно передать характер этой музыки. В комментируемых записях многие певцы исключением не являются. Зураб Анджапаридзе, обладатель крепкого тенора, вообще всю партию Германа поет однообразно громко, хотя и красивым тембром. Предписанного автором нюанса dolce в начале ариозо для него не существует. Думаю, что причиной тому - проблемы вокальной технологии (также, как и для Атлантова). Вспоминаю, что и в "живом" исполнении (а мне довелось стать свидетелем некоторых его выступлений на сцене Кировского театра, начиная с его дебюта в "Кармен", а потом - и в "Пиковой" под началом К. Симеонова) Владимиру Андреевичу ни разу не удавалось пропеть эту музыку тепло и выразительно. Напротив, я слышал у него форсированное и достаточно напряженное пение. Не исключение и последние записи певца в Вене.
Вообще, проблема вокализации, как и выполнение предписанных нюансов - это проблема принципиального отношения певцов к своему искусству. Большинству из них свойственны демонстрация "силы" голоса, самолюбование звуком и эффектно взятой верхней нотой.
Было бы несправедливо упрекать Атлантова в бессмысленно-красивом пении, но в его исполнении Германа я бы отметил несколько преувеличенную экспрессию, более уместную в веристском репертуаре - и, что более существенно, пренебрежение ритмическом рисунком нотного текста. Уж очень много привносит он в текст партии "пунктирного" ритма, который более уместен в итальянских скандированных речитациях, и пренебрежения ровными длительностями в кантабиле Чайковского - а лирика в партии Германа, особенно в первой части оперы, благородна.