Трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате, или грустные заметки об оперной режиссуре#2

И вот, широко рекламируемый (и кстати, благодаря активной поддержке московского мэра Юрия Лужкова, далеко не нищий) ансамбль “Новая опера”, как и следует из названия, преподносит нам хорошо забытые вампучные зрелища (смелыми “режиссёрскими находками”, в лучшем случае, почти дотягиваясь до новинок времён Пролеткульта); в других театрах постановкой опер занялись артисты балета (прекрасные, между прочим, танцовщики!); в петербургской Мариинке некий художник-оформитель, всю жизнь работавший в кино, вдруг подрядился сделать новую постановку “Бориса” за десять дней – в результате опера пошла в концертном исполнении…

Бывает, что в дирекции оперы вдруг возникает некий персонаж, заявляя, что театру позарез необходимо поставить (или “переставить”) ту или иную оперу, и готовый осуществить эту задачу. – “А где ж взять деньги”? – уныло вздыхает оперное начальство. – “А у меня спонсор есть!” – обрадованно восклицает пришедший, и тут же приступает к работе. Ни образование гостя, ни – тем более! – его постановочные концепции и идеи никого не волнуют.

Тем не менее, было бы огромной ошибкой полагать, что каждая новая постановка на Западе превращается в “праздник искусства” (как это сплошь и рядом происходит у нас); стойкий коммерческий душок, разлагающий искусство независимо от географического положения, в последнее время всё больше даёт о себе знать и “там”. И я предлагаю читателю для начала, отказавшись от необходимости скорых выводов, просто совершить некий променад, осмотреться и неторопливо поразмышлять.

…Примеры курьёзов и нелепостей в постановках русской оперы на Западе уже можно бы было, пожалуй, издавать отдельной книгой. Чего стоит только самая, пожалуй, “репертуарная” на сегодня русская опера – “Евгений Онегин”! Надо сказать, что “странствуя без цели, доступный чувству одному”, я далеко не однажды оказывался в различных странах на постановках “Онегина”. Насмотрелся всякого: бывало и досадно, и грустно, да и просто смешно. Досадно, конечно, когда Трике целует руку Татьяне (девицам, как известно, рук не целовали); ещё нелепей выглядит, когда живущий у Харликова француз, уподобившись этакому боссу из советского фильма об американской мафии, небрежно треплет юную Ларину по щеке. Но один раз, в национальной опере одного островного государства, я был просто сражён наповал: у некоего режиссёра (на Западе весьма, кстати, популярного), Татьяна в сцене письма подходила к зеркалу и, обнажив грудь, стояла в раздумьи… Критики потом всерьёз дискутировали: сомневалась ли девушка в том, что достаточно созрела для замужества, или просто опасалась, что её прелести придутся Онегину не по вкусу… То, что все эти пикантные сцены вообще, как говорится, “из другой оперы”, никому и в голову не пришло. Полноте, разве не является сия находка пресловутым “приближением к Пушкину”? (подобные “приближения” стали архипопулярным фетишем нынче; порой даже кажется, что гениальный русский поэт именно по поводу грядущих постановок оперы и обронил: “Татьяна, милая Татьяна! С тобою вместе слёзы лью”)…

Один из таких режиссёров - “приближенцев” к Пушкину, родом из Америки, однажды учиняет лёгкий припадок, требуя от дирижёра и солиста огромной, не менее двух минут, паузы между крохотной интродукцией к арии Онегина и собственно арией. На истерический вопль исполнителей и дирижёра: “Ну почему”?! – признанный мастер сцены, хитро улыбнувшись и воздев пальчик кверху, ликующе так говорит: “Пушкина читать надо”! – и цитирует по памяти на скверном русском языке:

“…Минуты две они молчали,
Но к ней Онегин подошёл
И молвил: вы ко мне писали,
Не отпирайтесь! Я прочёл…”