КОНСЕРВАТОРИЯ#3

Особенно запомнился проф. М. Михайлов, раскрывший нам стилистическое богатство русской музыки, связь ее со стилистикой иных национальных школ (экзаменов по его курсу студенты всегда ждали с трепетом).
Предстояло, как правило, ответить на 70 вопросов. И когда мы робко просили сократить их число, он удивленно поднимал брови: "Разве это много? Это же так просто…". Причем, свои гипотезы он подтверждал тут же, за роялем. Как и другой профессор, человек феноменальной музыкальной эрудиции, А. Дмитриев, ученик Б. Асафьева. Извлекая из своей необъятной памяти фрагменты мировой музыкальной литературы, он своим блистательным пианизмом заставлял забывать нас о регламенте учебного процесса. А по соседству, на третьем этаже, занимались лучшие ленинградские композиторы: В. Салманов, С. Слонимский, О. Евлахов и, особенно мной почитаемый, Борис Тищенко - ученик Шостаковича. Кстати, именно он после прихода Ю. Темирканова на место Мравинского, (повлекшего еще ряд других перестановок) выступил со статьей "Уберите торговцев из Храма", тем самым надолго перекрывая себе и своим опусам кислород…

Бесценными были знания, полученные на занятиях по анализу форм у Е. Ручьевской. Она внедрила в своих учеников тонкое осознание взаимодействия частей и формы в целом, как некоего живого организма, не поддающегося при анализе сухой схоластике. Каждое произведение, формально созданное в трафарете той или иной схемы, в результате комплексного анализа оказывалось индивидуализированным. Для нас абсолютно новым оказалось изучение полифонии во всем ее многообразии в классе Валерия Майского (Миша, его младший брат, ныне известный виолончелист). Он был ненамного старше своих студентов, к нему единственному обращались по имени, но любили и уважали беспредельно. Он потрясающе владел органом и клавесином, знал наизусть всего Баха и его современников, свободно писал полифонические композиции любого стиля и с воодушевлением прививал нам любовь к культуре полифонического письма. Завершением курса полифонии было сочинение довольно сложной фуги, которая писалась целый воскресный день в классе, наглухо закрытом. Он делился с нами своей мечтой: стать органистом в Ватикане. Мечта сбылась, он уехал, я был на его последнем концерте в Капелле, но… Валерий вскоре трагически погиб в авиакатастрофе.

Прессинг идеологии чувствовался в обилии политических дисциплин. С гордостью вспоминаю, что первую двойку получил по марксистко-ленинской философии, а много позже три раза пересдавал госэкзамен по "научному коммунизму". Были когда-то такие предметы… Вспоминаю "философа" из рабочих и крестьян И. Молкина. "Творчески мыслящий", он без конца рисовал на доске какие-то сложные схемы философских систем, мгновенно запутывался и под конец лекции оставлял себя и нас в полном недоумении. Тем не менее, мы дважды в год сдавали "ленинский зачет" с непременным вопросом о международном отношении, и отвечая, дружно клеймили позором американский империализм и израильских сионистов. Полное единодушие также проявлялось и на семинарах по атеизму, где вытравливались всяческие сомнения по поводу существования нематериальных субстанций. Временами было очень похоже на Остапа Бендера, отстаивавшего шофёра Козлевича в споре с ксендзами в бессмертном произведении Ильфа и Петрова...
Опущу информацию о кафедре хоровиков - хотя, конечно, там были вполне достойные музыканты: например, Авенир Михайлов и Е. Кудрявцева, у которой начинали дирижерский путь Д. Китаенко, А.Дмитриев, недавно ушедший А.Чистяков. Но цвет Консерватории составляла кафедра симфонического дирижирования, Оперная студия и ее замечательный оркестр…