ГЛАВА 5. ПРИНЦИПИАЛЬНОСТЬ И ПУНКТУАЛЬНОСТЬ

Каждый год та или иная крупная американская фирма дарила маэстро роскошный автомобиль, и он говорил мне:
– Видишь ли, дорогой, раньше машины были со ступенькой, и ты мог садиться, не ударяясь головой, даже в шляпе, а теперь уже так нельзя – все портится из-за этого модернизма!

Нередко после репетиции в Эн Би-Си маэстро приглашал меня в свою машину и подвозил в отель «Ансония», где я жил тогда. Пока мы ехали, он давал мне последние указания и советы и расспрашивал о репетициях в «Метрополитен». Я в шутку называл отель «Ансония» отелем «Инсонния» (по итальянски – бессонница), потому что в нем жило много певцов и их голоса нередко мешали уснуть. Маэстро смеялся, а когда мы подъезжали к отелю, он прощался со мной и говорил:
– Ну вот ты и приехал в свой отель «Бессонница»!

У меня была привычка до начала репетиции в Эн-Би-Си садиться в кабинете Тосканини за рояль и петь вокализы Когда маэстро входил, я поспешно вставал, но он всегда говорил:
– Занимайся, занимайся!
А однажды добавил:
– Только я думаю, что так петь вокализы – сидя и аккомпанируя себе – нехорошо, потому что голова должна думать сразу о многом и толком ничего не получится. Возьми аккорд, который тебе нужен, но стоя, а потом пой фразу и думай только о ней – не отвлекайся. Достаточно совсем небольшого отвлечения, чтобы нота прозвучала плохо. Голова, – подчеркнул маэстро, – контролирует все, и голос без нее ничего не стоит.

Однажды, придя на репетицию раньше времени, я вошел в кабинет маэстро, когда он играл арию из Сомнамбулы – «Ah, non credea mirarti».
– Какая прекрасная музыка! – воскликнул он, продолжая играть – Знаешь, после целой недели репетиций Вагнера немного Беллини – и сразу же все становится на место!
Накануне вечером маэстро дирижировал вагнеровским концертом по Эн Би Си.

Тосканини всегда приходил на репетиции задолго до положенного времени и категорически требовал, чтобы певцы являлись вовремя. Когда этот час наступал, он начинал смотреть на стрелки и откровенно выражать недовольство, если кто-нибудь опаздывал:
– У него обязательно найдутся оправдания,– восклицал он. – Транспорт или еще что-нибудь.

Я тоже однажды опоздал – проехал на красный свет, и полицейский оштрафовал меня за это. Я показал маэстро квитанцию на два доллара. Он сказал:
– Это, конечно, оправдание, но все-таки, если бы ты выехал из дома вовремя, тебе не пришлось бы нестись на красный свет, и ты бы приехал без опоздания, не так ли? – И добавил: – Единственный способ заставить певцов быть пунктуальными – брать с них штраф, потому что люди вообще... Попробуй только коснись их кошелька!

Во время концертов, в тот момент, когда предстояло преодолеть трудное место, Тосканини сосредоточенно, пристально смотрел на нас, словно хотел вдохнуть всю силу своей мысли и своих чувств. И в такие минуты мы действительно ощущали, что к нам словно переходят от него какие-то флюиды. Что касается меня, то я в эти мгновения ясно сознавал, что маэстро сумеет заставить меня сделать необходимое, потому что я всегда искренно верил: с Тосканини я не смогу сфальшивить – он руководит мною, и все будет хорошо. Это сознание успокаивало меня и помогало в самых сложных пассажах.

Маэстро был очень придирчив к произношению, требовал четкой и точной дикции. Он мог по двадцать-тридцать раз заставлять меня повторять одно и то же слово; сердился, когда я по давней привычке нечетко выговаривал звук «р».

– Видишь ли, – говорил он, – если неясно, нетвердо произнесешь «р» в слове guerra (война), слово потеряет точный смысл. Если же этот звук будет подчеркнут, усилен, слово станет более суровым, энергичным, и ты донесешь его истинное значение.