ГЛАВА 6. ИСКУССТВО ДОЛЖНО ИДТИ ОТ СЕРДЦА

Однажды маэстро захотел сам спеть мне монолог «Когда я был пажом», единственный эпизод из оперы, которым мы еще не занимались. Он сказал:
– Послушай, как я спел бы этот шедевр, если бы был баритоном.
И он запел, аккомпанируя себе, закрыв глаза. Окончив, он воскликнул:
– Прекрасно, не правда ли? Чувствуется, что ария написана сразу, на едином дыхании. А теперь спой ты, как ты это чувствуешь.
Я спел, и маэстро сказал:
– У меня получилось красиво, но и у тебя тоже хорошо. И знаешь, почему? Потому что, исполняя, ты не подражал мне. Всегда пой так. Искусство, запомни это, – продолжал он, – всегда должно идти от сердца, всегда должно быть непосредственным. А если же думать, ломать голову, как добиться цели, простота и непосредственность тут же исчезнут.

Несколько занятий подряд маэстро заставлял меня повторять этот монолог – фразу за фразой, а потом попросил спеть полностью. Помню, мне никак не удавалось исполнить, как он хотел, «Può l'onore riempirvi la pancia?». Он без конца заставлял меня повторять эту фразу. Он хотел, чтобы слово «riempirvi» было тяжелым и отдавало бы, как он выразился, жирной приправой и гарниром – должно казаться, будто горло переполнено пищей.

Маэстро настаивал на том, чтобы каждая самая маленькая фраза в конце концов приобретала естественное, непринужденное звучание так, чтобы у слушателя было ощущение, будто она рождается у певца вот в эту самую минуту, совсем как в жизни.

– Нужна предельная естественность во всем, – требовал он. – Даже оркестрант, если он естественен, всегда выше других. Заниматься необходимо, это очень важно, но потом нужно отойти от выученного и позволить сердцу и чувствам выражать себя непосредственно.

Тосканини использовал все краски музыкальной палитры. Во фразе, где Фальстаф говорит: «Ber del vin dolce e sbottonarsi al sole», он хотел, чтобы чувствовался вкус вина. Он говорил:
– Ты пьемонтец, а у вас в Пьемонте прекрасное вино. Так вот, когда поешь эту фразу, вспомни о самом лучшем вине, ощути во рту его вкус, словно только что глотнул из стакана. И в этом слове «
dolce» (сладкое) мы должны почувствовать сладость вина.
– Хорошо, маэстро, – согласился я, – послушайте! – и спел фразу. Но он возразил:
– Дорогой мой, я хочу, чтобы вино было слаще. – И он снова заставил меня повторять эту фразу до тех пор, пока не остался доволен.
– Ну вот, наконец-то. Теперь это настоящее пьемонтское вино. Молодец!

Во фразе, где говорилось о солнце, увы, это солнце никогда не было для маэстро достаточно ярким! Он говорил:
– Я хочу, чтобы солнце сияло, как в самые яркие дни весны, прекрасное солнце в голубом небе... Давай же, заставь поработать свое воображение и яви мне прекрасное солнце, какое мне нужно... Ах, сколько раз он заставлял меня повторять это «sbottonarsi al sole»! Мое солнце все время было для него затуманенным, но в конце концов я сумел спеть так, как он требовал...
– Вот теперь оно сияет, – сказал он в восторге, – молодец, всегда пой так!