Медовый месяц, или ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ#3
…После третьей рюмки ледяной водки, заедаемой обжигающе-горячим омлетом и хрумким огурчиком (огурцы, очень вкусно засоленные, с чесноком, разными листьями и корешками, тесть всегда брал у одной и той же татарки на Владимирском рынке), я смог навести резкость на телевизор. Там опять транслировали футбольный матч (позже мы выяснили, что тогда как раз проходил очередной чемпионат мира по футболу). Очертя голову, носился по полю Марадона; свистели болельщики. Настроение улучшилось, а самочувствие сделалось просто-таки отменным. Тесть-Перун наблюдал за всеми трансформациями моей души и тела с доброй и понимающей улыбкой – так, должно быть, Творец взирал на первые шаги Адама.
- Хорошо? – полувопросительно-полуутвердительно спросил он. И, не дожидаясь моего ответа, уверенно возгласил: - хорошо! – а затем, сменив интонацию на властный императив, добавил: - быстро за водкой!
Последнее, впрочем, относилось уже не ко мне, а к Уварову - приятелю со вчерашней попойки, слегка пришедшему в себя и наощупь добравшемуся до кухни.
- На вот, - сжалился тесть, протягивая товарищу рюмку и вилку с наколотым на неё огурцом. – И дуй за водярой!
Поймав вопросительный взгляд коллеги, в немой форме выражавший сильное недоумение – согласно вековой традиции, за водкой должен был бежать самый младший – тесть веско сообщил:
- Если бы не он, то я, по вашей милости, давил бы ночью «сабониса» в одиночку! - (Сама возможность того, что купленная по спекулятивной цене бутылка могла сохраниться в морозилке бок к боку с обязательной “неприкосновенно-опохмелочной”, отметалась тестем, как тяжкий бред). Тестеву другу (кажется, он преподавал в Университете философию) аргумент показался весомым: возражений, по крайней мере, не последовало. Затем история решила вновь повторить вчерашний день: возникла водка, появились люди, пришедшая Анна принялась готовить изощрённую трапезу… Как следует выпив и хорошо откушав, я отправился к себе в комнату. Трепетно возложив на диск проигрывателя пластинку, я собрался было прослушать Ре-мажорный концерт Паганини (оригинально, замечу в скобках, написанный в Ми-бемоль мажоре) в исполнении Виктора Третьякова – но сон сморил меня прежде, чем оркестр доиграл развёрнутое вступление.
…Мне снились длинные и причудливые сны; в заключение одного из них невесть откуда возникший огромный зелёный дракон принялся трепать меня за плечо, призывая к жизни и обзывая «спящей красавицей»; при этом он больно обжигал меня палящими языками пламени, исходившими из его пасти. Очнувшись, я увидел тестя, склонившегося над моим диваном; то, что спросонья я принял за языки пламени, было всего лишь запахом крепкого перегара, исходившего от Вэвэ с интенсивностью паяльной лампы, стоило лишь ему открыть рот.
- Эти козлы опять все отключились, - буднично сообщил он. – Пошли на кухню; поговорим…
Предметом разговора являлась рослая, запотевшая бутылка «Московской Особой» с радовавшей глаз зелёной наклейкой. Разогнав остатки сна парой рюмок, я закурил и прислушался к тому, что говорил Вэвэ. Говорил же он на излюбленную тему интеллигентской прослойки на определённой стадии опьянения – то есть, подводил этически-морально-философскую базу под факт нашего постоянного пьянства. Я замечал и до моих встреч с тестем, и много раз после них, что – выпив определённое количество алкоголя (или пропьянствовав некоторое количество дней) – люди разных культурных слоёв, в совершенно разных компаниях, непременно начинали говорить на эту тему, и даже более того: приходили к удивительно схожим выводам и умозаключениям.
- Понимаешь, даже будучи атеистами - (он почему-то любил характеризовать себя словом «атеист», причём не без некоторого эпатажа), - мы все гонимся за неким откровением! – говорил он. – Шаманы использовали курения и танцы до изнеможения; индейцы и папуасы – особые наркотические травы… А цель-то одна! Вот, стоит мне недопить, как я ощущаю, что я – никто и ничто; что меня, по большому счёту, никогда не было, нет, и вряд ли уже будет, понимаешь?!. Противное такое чувство, ужасно!.. - его передёрнуло. – Вместе с тем, стоит выпить нормально, как следует, как тут же приходит кайф – и мне кажется, что я – личность; что я был, есть и буду; более того: как будто я существую везде и сразу, во всех местах и во всех временах одномоментно… Что ты на это скажешь?
- Хорошо? – полувопросительно-полуутвердительно спросил он. И, не дожидаясь моего ответа, уверенно возгласил: - хорошо! – а затем, сменив интонацию на властный императив, добавил: - быстро за водкой!
Последнее, впрочем, относилось уже не ко мне, а к Уварову - приятелю со вчерашней попойки, слегка пришедшему в себя и наощупь добравшемуся до кухни.
- На вот, - сжалился тесть, протягивая товарищу рюмку и вилку с наколотым на неё огурцом. – И дуй за водярой!
Поймав вопросительный взгляд коллеги, в немой форме выражавший сильное недоумение – согласно вековой традиции, за водкой должен был бежать самый младший – тесть веско сообщил:
- Если бы не он, то я, по вашей милости, давил бы ночью «сабониса» в одиночку! - (Сама возможность того, что купленная по спекулятивной цене бутылка могла сохраниться в морозилке бок к боку с обязательной “неприкосновенно-опохмелочной”, отметалась тестем, как тяжкий бред). Тестеву другу (кажется, он преподавал в Университете философию) аргумент показался весомым: возражений, по крайней мере, не последовало. Затем история решила вновь повторить вчерашний день: возникла водка, появились люди, пришедшая Анна принялась готовить изощрённую трапезу… Как следует выпив и хорошо откушав, я отправился к себе в комнату. Трепетно возложив на диск проигрывателя пластинку, я собрался было прослушать Ре-мажорный концерт Паганини (оригинально, замечу в скобках, написанный в Ми-бемоль мажоре) в исполнении Виктора Третьякова – но сон сморил меня прежде, чем оркестр доиграл развёрнутое вступление.
…Мне снились длинные и причудливые сны; в заключение одного из них невесть откуда возникший огромный зелёный дракон принялся трепать меня за плечо, призывая к жизни и обзывая «спящей красавицей»; при этом он больно обжигал меня палящими языками пламени, исходившими из его пасти. Очнувшись, я увидел тестя, склонившегося над моим диваном; то, что спросонья я принял за языки пламени, было всего лишь запахом крепкого перегара, исходившего от Вэвэ с интенсивностью паяльной лампы, стоило лишь ему открыть рот.
- Эти козлы опять все отключились, - буднично сообщил он. – Пошли на кухню; поговорим…
Предметом разговора являлась рослая, запотевшая бутылка «Московской Особой» с радовавшей глаз зелёной наклейкой. Разогнав остатки сна парой рюмок, я закурил и прислушался к тому, что говорил Вэвэ. Говорил же он на излюбленную тему интеллигентской прослойки на определённой стадии опьянения – то есть, подводил этически-морально-философскую базу под факт нашего постоянного пьянства. Я замечал и до моих встреч с тестем, и много раз после них, что – выпив определённое количество алкоголя (или пропьянствовав некоторое количество дней) – люди разных культурных слоёв, в совершенно разных компаниях, непременно начинали говорить на эту тему, и даже более того: приходили к удивительно схожим выводам и умозаключениям.
- Понимаешь, даже будучи атеистами - (он почему-то любил характеризовать себя словом «атеист», причём не без некоторого эпатажа), - мы все гонимся за неким откровением! – говорил он. – Шаманы использовали курения и танцы до изнеможения; индейцы и папуасы – особые наркотические травы… А цель-то одна! Вот, стоит мне недопить, как я ощущаю, что я – никто и ничто; что меня, по большому счёту, никогда не было, нет, и вряд ли уже будет, понимаешь?!. Противное такое чувство, ужасно!.. - его передёрнуло. – Вместе с тем, стоит выпить нормально, как следует, как тут же приходит кайф – и мне кажется, что я – личность; что я был, есть и буду; более того: как будто я существую везде и сразу, во всех местах и во всех временах одномоментно… Что ты на это скажешь?
Публикация: 30-03-1999
Просмотров: 3051
Категория: Литература
Комментарии: 0