Медовый месяц, или ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ#5

Войдя к себе в комнату (строго говоря, это была детская – и, на детском диванчике в углу, в обычное время принадлежавшем младшей сестрёнке Насте, безмятежно похрапывал выпавший на определённом этапе из обоймы какой-то тестев товарищ, так и не сумевший нагнать скорый поезд дружеской попойки). Шаткой походкой подойдя к проигрывателю, я поставил звукосниматель на пластинку Первого концерта Паганини в исполнении Виктора Третьякова – но, не успел оркестр закончить развёрнутую экспозицию, как я уже провалился в глубокий сон. Там, во сне, мой тесть сновал над облаками в огромной и устрашающей золотой колеснице, время от времени посылая на землю ужасные молнии. Порою, поймав мой взгляд, он улыбался божественной улыбкой, ласковой и ужасающей одновременно, и рокотал божественным басом: «Только по-дружески советую, не говори больше никому об этом»!.. И – видит Бог, господа! – я поведал вам об этом лишь сегодня.
…Утро наступало по-прежнему тяжело, но уже без налёта безысходности: выйдя из душа и облачившись в махровый тестев халат (знак высшего его расположения; сам он расхаживал в таком же), я вальяжно принимал знаки его внимания: ловко приготовленный и красиво поданный завтрак (к моменту нашего с Вэвэ пробуждения Анна уже всегда успевала навести на кухне идеальную чистоту и уйти на работу) и три (не больше!) рюмки водки. Ненавязчивым аккомпанементом служил утренний телевизионный показ футбольных сражений; опохмеляясь, мы благосклонно взирали, как крепко сложенные молодые люди изо всех сил носятся по зелёному полю, всеми силами стараясь завладеть мячом и отправить его во вражеские ворота. После этого отправлялся на работу и сам Вэвэ. Занятий в Университете не было, но тесть подрабатывал на студии документальных фильмов в качестве автора сценариев для учебных фильмов. Надо сказать, что эта синекура приносила ему доход гораздо больший, чем служба в Университете – соответственно, с водкой (равно, как и свининой и солёными огурцами с Владимирского рынка) проблем у нас никогда не возникало.
Проводив тестя, я обычно отправлялся в библиотеку, где и предавался чтению. В то время моей духовной пищей служили переводы индийского эпоса – Махабхараты; говоря точнее, одной из его частей, «Божественной песни» - Бхагавадгиты. Набравшись сведений о деяниях разветвлённой и удивительно сложно взаимосвязанной фамилии индийских богов и полубогов, я отправлялся к себе в комнату, где добросовестно ставил звукосниматель на пластинку концерта Паганини в исполнении Виктора Третьякова. Звучала оркестровая экспозиция, и… – и я честно погружался в сон, набираясь сил перед очередными ночными посиделками с Вэвэ.
К тому факту, что тесть мой является Перуном и Зевсом, мы больше как-то не обращались – хотя вуаль этого тайного знания постоянно накрывала нас, как только разговор на кухне заходил о Боге. Разговор же этот, после первой-второй бутылки (в зависимости от количества гостей), заходил всегда.
Здесь надо отметить, что снисходительно-покровительственное отношение приятелей тестя, бывших много меня старше, сменилось на безграничное уважение – аккурат с тех пор, как (на следующий вечер после наших с Вэвэ откровений) он, выпив как следует, вдруг объявил меня «теологом». То, что новоявленный “теолог” разглагольствует, главным образом, лишь об индийских божествах, никого почему-то не смущало. А Уваров, профессор философии с кафедры марксизма-ленинизма (кстати, совсем не стойкий к алкоголю и неизбежно «вырубавшийся» раньше всех - отчего с утра всегда был послан за водкой), стал прямо-таки заискивать передо мной. Как-то сама собой сложилась традиция, что каждый вечер я, как Шехерезада, рассказывал собутыльникам какую-нибудь историю из жизни богов, вычитанную днём – но, разумеется, мне хватало сообразительности делать вид, будто все эти байки известны мне с раннего детства…
…Настал ещё один день, когда тесть вообще не пошёл на работу – и, начав пить с утра, мы предавались этому занятию весь день. К вечеру вновь заявились друзья-коллеги тестя. Очередная пьяная беседа шла своим чередом, и я уже почти досказал пьяным мужам, как высоконравственный князь Арджуна, в преддверии битвы на священном поле Куру с войском, где многие ратники были его родственниками и друзьями, в смятении и отчаянии обратился к другу-Богу Кришне, чтобы тот посоветовал, как избежать братоубийства. Тот, явившись, объясняет Арджуне, что человек не может быть убит другим человеком, или сам кого-то убить, потому что сразить можно тело, но не бессмертную душу. И души тех, кто честно выполняет свой долг, кто сражается за справедливое дело, прямиком отправляются в Дэвачан, или, попросту говоря, рай. А вот душам тех, кто проявляет малодушие и трусость, или воюет с неправедными целями – ада не избежать...