Бессилие и рабский страх перед грозной повелительницей Амнерис

На сцене, как вспоминал артист этого театра С. Левик, «все было полно величия: и громады храма, и группы жрецов и воинов... Подножие колоссального сфинкса, возле лап которого люди казались буквально мошками, и вдали озаренный луною берег Нила с тремя могучими пальмами создавали прекрасное настроение и для арии Аиды, и для встречи с Радамесом, и для сцены Аиды с отцом. Опера имела огромный успех... С большим драматизмом вели роли Аиды М. В. Веселовская или М. И. Литвиненко...».

В первоначальном исполнении Марии Ивановны Аида была несчастной угнетенной рабыней. Следуя общему образному решению петроградского спектакля, певица подчеркивала в ней бессилие и рабский страх перед грозной повелительницей Амнерис. Но позже, выступая в партии Аиды на киевской и харьковской, сценах, Литвиненко-Вольгемут поняла, что человеческое достоинство - вот главное качество дочери эфиопского царя. Так родилась другая образная трактовка партии. Перед зрителем предстала гордая девушка, страдающая от своего рабского положения и видящая в Амнерис не столько жестокую властительницу, сколько коварную соперницу. Аида значительно богаче духовно, чем всесильная Амнерис. Ни угрозы царицы, ни страх перед смертью не могут поколебать ее безграничной любви к Радамесу.