"Зачем вы здесь, безумный человек?.."

Владимир Кехман в Михайловском театре 

Весной этого года Владимир Кехман неожиданно возник в культурном пространстве Петербурга: он возглавил Михайловский театр и сразу же вложил в его реставрацию немалые личные средства. Кардинальные изменения произошли в жизни балетной и оперной трупп театра: новый директор привлек знаменитого танцовщика Фаруха Рузиматова и прославленную приму Елену Образцову для того, чтобы руководить творческими процессами в балете и опере. О том, какими видит перспективы вверенного ему коллектива Владимир Кехман и о своей роли в жизни Михайловского театра он рассказал в интервью Кириллу Веселаго.

— Вы — преуспевающий бизнесмен, основатель и владелец одной из самых преуспевающих и крупных компаний по импорту фруктов, к тому же — большой любитель джаза. Почему и как вас вдруг занесло в театр оперы и балета?

— Я пришёл в театр в силу нескольких причин, и одна из основных — мне больше не хотелось заниматься операционным бизнесом.

— А почему?

— Каждый день приходить на работу, делать одно и то же… Всё уже было отлажено до автоматизма, а вокруг было столько людей, желавших себя как-то проявить. Кроме того, если акционер на определённом этапе не выходит из управления, то вся ответственность по-прежнему всегда лежит на нём. И к любым изменениям, хорошим или плохим, неважно — продолжаешь относиться очень эмоционально, ПРИЗРАЧНОЕ ДОСЬЕ: Владимир Абрамович Кехман - генеральный директор Михайловского театра и бизнесмен, президент ЗАО "Группа JFC". Родился в 1968 году в Куйбышеве (Самаре). После учебы в Самарском государственном педагогическом университете работал заместителем генерального директора самарского "Росоптпродторга", руководил брокерской компанией "Град" (Самара), был вице-президентом компании "Олби-джаз" (Санкт-Петербург). Основатель бизнеса JFC и с 1996 года руководитель группы компаний JFC (в компетенцию Кехмана входит стратегическое управление группой).

несмотря на то, что дитя, как говорится, уже выросло. Я решил, что компания достигла того ПРИЗРАЧНОЕ ДОСЬЕ: Владимир Абрамович Кехман - генеральный директор Михайловского театра и бизнесмен, президент ЗАО "Группа JFC". Родился в 1968 году в Куйбышеве (Самаре). После учебы в Самарском государственном педагогическом университете работал заместителем генерального директора самарского "Росоптпродторга", руководил брокерской компанией "Град" (Самара), был вице-президентом компании "Олби-джаз" (Санкт-Петербург). Основатель бизнеса JFC и с 1996 года руководитель группы компаний JFC (в компетенцию Кехмана входит стратегическое управление группой).
уровня, когда менеджмент её уже вполне
может ею управлять самостоятельно. Мы многое прошли, у фирмы есть возраст, история, хороший потенциал роста и так далее. Постепенно у меня стало появляться свободное время, и я начал обращать внимание на другие бизнесы. Стали потихоньку недвижимостью заниматься, например — и я вообще стал больше замечать всё, что происходит вокруг. Однажды мы встретились с Фарухом Рузиматовым (мы познакомились раньше, когда Каррерас приезжал в Петербург) и он рассказал мне, что у него есть свой фонд, что он хотел бы, чтобы в городе происходили какие-то культурные события. Он и рассказал мне об этом театре. Я тогда сел в машину и подъехал посмотреть на театр — я просто не знал о его существовании! Потом мне подарили книгу — двухтомник о Малом театре. Я открыл, увидел зал и просто в него влюбился! И дальше я, скажем так, начал потихоньку формировать эту ситуацию.

— Это неудивительно, что вы не знали о существовании этого театра. Я и мои коллеги не раз писали о том, что в культурной жизни города Малый театр был неким фантомом: то есть театр есть, люди работают, спектакли идут, но… его при этом как-то и нет.

— Насколько я понимаю, это была сознательная политика Станислава Леоновича Гаудасинского; у него было своё, особое видение театра. Когда он передавал мне дела, то сказал: «Даю вам месяц… ну два, ну — три. А потом, я вам гарантирую: от этого театра ничего не останется». Это нормально; многие люди имеют особое мнение на ведение дел в своей области и искренне полагают, что только их взгляд на вещи и их отношение к делу — единственно верные. Я помню, когда мы в нашем бизнесе начинали инвестиции в современные склады, в специальные газационные камеры для хранения и дозревания фруктов, мне мои конкуренты говорили: зачем? Зачем ты это делаешь, ведь и так всё хорошо идёт! Сегодня моя компания процветает, а ни одного из них на рынке уже нет.

— Не раздражает ли вас пресса? После вашего назначения директором в СМИ было очень много всего написано: например, что крутой бизнесмен "купил театр", и так далее…

— К прессе я отношусь очень ровно; здесь для меня примером служит Борис Николаевич Ельцин. И эта журналистская премия театра, о которой и вы в том числе писали, она тоже нацелена лишь на одно: я хочу объективности в освещении дел нашего театра. Не похвал, не комплиментов. Плохо — значит, плохо. Когда все дружно пишут, что "всё хорошо", это тоже никому не надо: начинаешь расслабляться. Раздражает меня порой только одно — необъективность. "Купил театр", например — ну ведь бред! Или другая газета вдруг написала, что здесь "был великолепный кордебалет", "великолепные постановки". Ну о каком великолепии можно говорить, когда декорациям по 25-30 лет, и они ни разу не ремонтировались? Всё, что я могу сказать — это неправда. У нас вообще должен быть самый открытый в городе театр. И для публики в том числе — по ценам на билеты мы и так почти самый демократичный театр в городе — а отношения с критикой, с журналистами мы тоже будем выстраивать таким образом, чтобы не было домыслов, закрытых тем; чтобы все могли прийти в театр, на пресс-конференцию, и всё узнать.

— Почему же тогда вы отказываетесь говорить о том, какие изменения ждут Площадь искусств к 27 мая 2008 года?

— Да просто я человек дела. Я больше люблю делать, а не говорить. Про это уже столько разговоров было! Теперь давайте просто подождём Дня города в мае следующего года, тогда всё и увидите. Я помню Петербург начала 90-х, я только сюда приехал. И я вижу его сейчас. Надо сказать, что он действительно становится столичным городом: не только внешне, но и по культурному и деловому статусу, по значимости, и так далее. Идут инвестиции, развивается большой бизнес. А я вам могу точно сказать, что реализоваться в Петербурге намного сложнее, чем в любом другом городе — не только России, но и мира.

— А сегодня вы чувствуете себя горожанином, петербуржцем — или всё-таки немного "чужаком"?

— Я всегда чувствовал себя здесь очень органично. Могу даже больше сказать: я больше считаю себя петербуржцем, чем кем-либо другим. Мне здесь жить приятно, комфортно, и я даже физически лучше себя здесь чувствую! Когда я жил в Куйбышеве-Самаре, то страдал всякими аллергиями и вообще целым букетом болезней, которые тут же прошли, как только я переехал в Питер. Как будто там остались. Всё, что у меня в жизни произошло хорошего — всё произошло в Петербурге.

— А здесь, в театре — вы себя чувствуете директором или инвестором? Хотя трудно предположить, что вы не отдаёте себе отчёта в том, что те сотни миллионов рублей, которые вы вложили в ремонт театра, когда-либо "отобьются".

— Да я не являюсь инвестором. И жертвователем не являюсь. У меня изначально была другая цель: я хотел сделать театр и работать в нём. И я понимал, что сколько сюда денег не вкладывай, при таком менеджменте театр всё равно не вытащить, поэтому я и попросил сделать меня генеральным директором: деньги-то отдать не трудно, но хочется, чтобы и театр нормально работал! А раньше это было невозможно.

— Остап Бендер говорил, что даже девять беременных женщин не родят ребёнка за месяц. Вы осознавали, что никакие капитальные вложения в кратчайшие сроки плохой театр в хороший не превратят?

— Это, конечно, справедливо. У меня, честно говоря, и до сих пор нет незыблемого представления о том, каким должен быть идеальный театр. Но в любом деле, чтобы добиться успеха, необходима, прежде всего, правильная стратегия. У нас сегодня есть Фарух Рузиматов в балете и Елена Образцова в опере — они её и осуществляют.

— Но если Фарух Рузиматов, например, уже имел опыт административной работы в балете Мариинского театра, то Елена Васильевна, будучи человеком необыкновенно творческим, подобного опыта не имела. Вы не рискуете?

— Подобный опыт есть у меня, и я всегда помогу в решении тех или иных тактических задач. Но уже сегодня я могу сказать, что Елена Васильевна — это "попадание в десятку". Она бросила всё, Михайловская опера для неё — жизнь, это её дело. Я не занимаюсь и не буду никогда заниматься художественным руководством, но я прекрасно понимаю, что нам — для перехода на какой-то более высокий уровень — нужен очень хороший дирижёр. Сейчас ведём переговоры о главном приглашённом дирижёре — надеюсь, они будут успешными.

— А кто это, если не секрет?

— Пока секрет.

— Кстати, Елена Васильевна хорошо знакома с Дзеффирелли. Почему бы вам не привезти одну из его постановок в театр, как это уже делали в Москве?

— Мы уже вели с ним переговоры; в январе я ещё раз поеду в Рим. Мы договариваемся не о переносе спектакля, а о новой постановке специально для нашего театра — скорее всего, это будет "Тоска".

— Кстати, ещё один вопрос, который одно время занимал умы журналистов: мол, Кехман решил то ли купить, то ли расселить, то ли приватизировать музей-квартиру художника Бродского. С чем это связано?

— Вы знаете, теперь это моё самое любимое место. Я частенько захожу туда попить чай с Натальей Михайловной (Н. М. Балакиной, директором музея-квартиры. — К. В.) Скажу честно, вся эта шумиха стала результатом моей неосторожности в высказываниях. На самом деле не было ничего, кроме желания сделать там ремонт. Оно и сейчас есть. Вот мы договоримся с Зурабом Церетели о сроках, закончим свои дела здесь, в театре — и сделаем ремонт там.

— У вас ведь ещё за кулисами вовсю кипит работа?

— Да нет, там осталось ещё дней на двадцать. Проблема была в том, что ремонт делался без проекта. Начали делать вентиляцию, начались работы на крыше — там всё, оказывается, сгнило; приходилось ещё и ремонтировать крышу, и так далее.

— А плафон зрительного зала следующим летом отремонтируете?

— Нет, так быстро там не успеть. Нужно заказать и сделать проект, везде его утвердить. Думаю, что плафон и сцену мы сделаем за лето 2009 года. Потому что ещё предстоят кое-какие работы в зале по дополнительному улучшению акустики, мы сейчас как раз с г-ном Тойота на эту тему беседовали. У нас ведь уникальный театр по акустике, и сейчас становится ещё лучше. Возьмите, например, театр Музкомедии: зал роскошный, прекрасные интерьеры — но живого звука просто нет.

— Хотел вас спросить насчёт недавнего концерта Пако де Лусии в Михайловском. В Питере Пако выступал лет двадцать назад, и это было в "Юбилейном". А теперь — Михайловский театр: маленький зал, огромные цены на билеты… Может, надо было выбрать для его концерта другую площадку?

— Видите ли, я же не ставил себе целью заработать на этом концерте; целью было лишь привлечение внимания к театру. Нужно было, чтобы в театр пришли люди, которые любят Пако де Лусия — и наверняка сотня из девятисот человек, что пришли на его концерт, придут к нам ещё раз.

— На одной из самых первых пресс-конференций вы вдруг заявили, что театр должен стать "самоокупаемым". Однако это просто невозможно: во многом за счёт спонсоров живут даже такие титаны, как Ла Скала, Метрополитен Опера или Ковент Гарден?

— Когда я говорил о самоокупаемости, я просто хотел сказать, что все мы, кто работает в театре, пусть и в государственном, должны избавляться от иждивенческого подхода: мол, нам кто-то что-то должен. Мне такая постановка вопроса не нравится: если театр пустой, то почему город или государство должны его содержать? Если зрители будут стоять в очереди, если театр предложит такой уровень спектаклей, от которого все — и артисты, и публика — будут получать огромное удовольствие, то деньги появятся сами, и будут и спонсоры, и будут гастроли. Но нельзя говорить: мол, дайте нам сначала много денег, а мы потом попробуем что-то сделать. Только это я и имел в виду.

— Есть постановление правительства Петербурга, согласно которому должно быть сокращено 10 процентов всех штатных работников театров. Как пояснил председатель комитета по культуре Николай Буров, это должно коснуться мало занятых в репертуаре артистов и пенсионеров. Остальным необходимо будет подписать контракты.

— Я в этом особой беды не вижу: например, в моей компании все люди работают на контракте. И артисту это будет лучше: пока он на пике творческой формы, показать себя не только в одном театре, заработать деньги. Ну почему в Москве, вот обратите внимание, уже давно существует рынок в театральном деле — и артисты уже, как на Западе, становятся богатыми людьми!

— Как вы думаете, у вас в театре будут проблемы с сокращением штата и переходом на контракты?

— Конечно! Обязательно будут! Будем их решать по мере возникновения, в рабочем режиме. Театр должен иметь от города содержание: на здание, на инфраструктуру; какую-то гарантированную зарплату для оркестра, хора, кордебалета, технического персонала, и так далее. Остальное мы должны всё-таки зарабатывать сами. А что касается пенсионеров — так они не могут выходить на сцену, потому что они — пенсионеры! Невозможно выпускать на сцену дедушку-Ленского или бабушку-Одетту. Кроме того, пенсионерам мы поможем! Мы выплатим очень хорошее выходное пособие — и я сам лично готов это профинансировать.

— А мотивировать оркестр приличной зарплатой? Ведь у оркестрантов она сегодня много ниже даже средней по городу. Вот в филармоническом Заслуженном коллективе этот вопрос решился за счёт президентского гранта…

— И мы получим грант! Получим в том случае, если будем интересны, как театр. И в городе тоже деньги есть. Но надо сначала что-то сделать, что-то показать публике, а не выпрашивать деньги под будущие свершения. Я не люблю просить "подо что-то"; я люблю делать. Вот покажем не один, не два спектакля, а принципиально иной уровень театра — тогда уже ни у кого не возникнет вопроса, зачем этому театру деньги. Сами предложат и принесут.

© Кирилл Веселаго , 2007


При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить создателей сайта в известность. Материал был опубликован в петербургском издании "«Город»".