"Он всё ещё очень зол"

Ольга Бородина о режиссёрах, бездуховности, молодом поколении и о себе

Прикуривая очередную сигарету, русская меццо-сопрано Ольга Бородина, хихикая, пересказывает историю об одной знаменитой американской сопрано, которая потребовала, чтобы такси, которое ей подавали после концерта, было не просто машиной для некурящих - но таким автомобилем, в котором вообще никогда не курили! "Большинство певцов так заботится о себе, драгоценных. Сумасшедшие!"
Мы сидим в вилле на тосканском побережье, которую вместе со своим третьим мужем, двадцативосьмилетним басом Ильдаром Абдразаковым, она купила в качестве летнего убежища от оперной жизни. Снаружи рабочие вовсю работают, подготавливая садовую вечеринку для празднования её сорок второго дня рождения.

Я нарушил одно из главнейших правил в деле интервьюирования оперных див - я сильно опоздал; но она лишь посмеялась над моими извинениями. Однако в своей профессиональной деятельности Бородина далеко не всегда так сговорчива. Недавно она отказалась от исполнения Кармен в Ла Скала за неделю до премьеры потому, как объясняет она сама, что постановку давали с разговорными диалогами, а не с положенными на музыку речитативами - несмотря на то, что ей было обещан именно второй вариант. "Я была в ярости, потому что всем известно, что я вообще никогда не участвую в постановках с разговорными диалогами", - сказала она в беседе с одной российской газетой.

Её появление на этой неделе в Ковент Гарден (она будет петь Марфу в "Хованщине" с Гергиевым и Кировской оперой) будет первым возвращением в Королевскую Оперу с тех пор, как она покинула репетицию "Аиды" в постановке Роберта Вилсона, которой дирижировал Паппано - из-за того, что нашла трактовку режиссёра слишком неподходящей для этой оперы. "Паппано страшно рассвирепел. Прошло уже почти два года с той нашей размолвки, но он всё ещё очень зол на меня". - Именно поэтому певцы часто не восстают против произвола режиссёров? - "Для многих и деньги очень много значат, но для меня это не главное. Если я собираюсь делать лучшее, на что способна, то я должна понимать, что я делаю".

А не может ли певец просто игнорировать постановку и сосредоточиться на красоте пения? - "Для меня фраза сама по себе не столь важна, сколько то, что вы в неё вкладываете, и можете вы или нет донести это до слушателя. В этом разница между Доминго и Паваротти. Паваротти - это автомат. У него есть его прекрасно настроенная машина, но у него, когда он поёт, холодные глаза. Когда я смотрю на него, мне становится скучно, потому что вы чувствуете, что он в голове вычисляет, как компьютер - как ему взять ту или эту ноту. Доминго совершенно другой, у него очень яркая индивидуальность, и даже если ему не удаётся взять ту или иную ноту, это мало кого заботит. Так что когда я пою, я не забочусь о красоте фраз или моего голоса, а думаю о том, что происходит, как я реагирую на это - или о моих эмоциях по отношению к партнёру, с которым я пою". - Тем не менее, не похоже, чтобы её роли её вообще не трогали. - "Обычно меццо-сопрано - это женщина с трагической жизнью, с трагическим прошлым - упрямая, своенравная, сильная женщина. Мои роли укрепили мой характер".

Карьера Бородиной началась рано. Она была ещё студенткой, когда Темирканов пригласил её в Кировскую оперу на роль Зибеля в "Фаусте". После победы на двух международных конкурсах она дебютировала в Ковент Гарден в "Самсон и Далила" Сен-Санса с Доминго в роли Самсона. Через несколько лет она стала известной оперной певицей по обе стороны Атлантики. Но после более чем деятилетнего пребывания "в топе", как бы то ни было, Бородина, похоже, разочарована. "Говоря честно, я собираюсь уменьшить свою нагрузку, всё это мне уже неинтересно. Слишком много зависит от партнёра, от дирижёра, от оркестра. Если чего-то не хватает, это очень трудно. А интересных партнёров сегодня раз-два, и обчёлся".

Тем не менее, она с энтузиазмом относится к выступлениям в роли Марфы - в партии, которая стала для Бородиной "своей". Чтобы сжиться с этой ролью и понять её, Бородиной, по её собственному признанию, потребовалось длительное время.

"Я пою эту партию уже пятнадцать лет. Когда мы были молодыми, было очень трудно понять, что двигало ею, однако каждый раз, когда я пою Марфу, я открываю в ней что-то новое. Много лет потребовалось, чтобы я поняла глубину её характера, и почему она так непреклонна в своём очень непростом решении. Она умирает с любимым человеком за свои идеалы".

Несколько лет назад она пела эту партию в Гамбурге в постановке Гарри Купфера, где он перенёс действие в Россию после путча. "Это дало мне возможность взглянуть на роль совсем по-другому. Интересно, как события "Хованщины" могут резонировать в событиях сегодняшнего дня". В самом деле, Бородина благодарит Купфера за то, что он расширил границы в её восприятии оперного жанра: "Работа с ним изменила меня. До того я была очень прямолинейная, всё понимала очень прямолинейно; но сотрудничество с Купфером расширило мой кругозор".

Расширило, да вот недостаточно для того, чтобы переносить эксцессы современных оперных постановок: "Это вовсе не означает, что я приму все эти сверхсовременные и ультрамодные постановки. Это вообще непонятно, почему всех этих придурковатых режиссёров приглашают театры для постановок, когда у них в голове только одни идиотские идеи - петь Верди, переодевшись гориллой или сидя нагишом на унитазе; это абсолютно чуждо и враждебно всему, что написал Верди".

В отличие от многих русских артистов, сделавших международную карьеру, Бородина не переехала на Запад. "Я одна из тех ненормальных, которые нуждаются в своих корнях. Я подпитываюсь своей родиной. Я хочу, чтобы мои дети учились в России, потому что они русские. Я думаю, что это чрезвычайно важно. Но жизнь в Санкт-Петербурге становится всё тяжелее, и русский дух, духовность, которая была частью русской культуры, уже практически исчезла".

Она видит последствия этого культурного упадка в музыкальной жизни Петербурга. "К нам не приезжают хорошие гастрольные певцы сегодня - таким образом, возникает преобладание певцов из академии Мариинского театра, однако они молоды, репертуар у них совсем маленький, а их возможности ещё меньше. Это молодое поколение певцов, которые считают себя великими, лишь только раскроют рот, ещё вообще ничему не научившись. Молодому поколению не хватает духовности. Они не читают книг и не ходят в театры; они просто сидят перед своими компьютерами. Я вижу своё призвание в том, чтобы повысить уровень духовности молодого поколения. Мне нечасто это удаётся, но это - моя цель".

© Stephen Everson, The Guardian, Thursday July 28, 2005
© Кирилл Веселаго, перевод, 2005.