Две оперы в одном флаконе

В рамках подготовки к гастрольному чёсу (виноват, сезону) в Мариинском театре прошла премьера одноактных опер, данных в один вечер: "Алеко" Рахманинова и "Иоланты" Чайковского. 

Постановщик Мариуш Трелиньский был уже известен питерским меломанам своими постановками "Мадам Баттерфляй" и "Короля Рогера" - и, как говорится, особого подвоха от него не ждали. Однако на премьере впечатления и оценки публики расположились в секторе от недоумения и неприятия до отвращения и возмущения. There is nothing to write home about, как говорят англичане - иными словами, о сценическом решении постановки "Алеко" рассказывать просто нечего.

"Берег реки. Кругом разбросаны шатры из белого и пестрого холста. Направо - шатер Алеко и Земфиры. В глубине - телеги, завешанные коврами. Кое-где разведены костры, варится ужин в котелках. Тут и там - группы мужчин, женщин и детей. Общая, но спокойная суета. За рекой восходит красноватая луна" - это у композитора Рахманинова и автора либретто Немировича-Данченко. А в суровой нашей действительности на ободранной (в буквальном смысле - без кулис, без задника) сцене на заднем плане расположен небольшой помост, отделённый от основного пространства высоким забором из металлической сетки. Совсем сзади на верёвках сохнет бельё, а ближе к зрителю - расставленные каре дешёвые столы и пластиковые стулья. Возникающие ассоциации со столовкой в колонии для уголовников подкрепляются костюмами: женщины в неопрятном цветном тряпье да мужчины в нелепейших нарядах а-ля массовик-затейник с провинциальной дискотеки 80-х годов (на Старого цыгана нахлобучили такое сомбреро, что в случае дождя человек восемь он бы от осадков точно спас). Алеко расхаживает по сцене в очках с толстыми стёклами - ну, настоящий цыган! По ходу действия незамысловато поставленные и безобразно исполненные пляски деклассированного элемента чередуются со столь же сомнительного качества "драками". Понятия о реализме у режиссёра тоже достаточно специфические: Алеко "мочит" молодого цыгана ножом в живот; у того вся одежда вполне натуралистично тут же обагряются кровью. Однако затем Алеко перерезает сопернику горло - крови нет, а юнец страдальчески докладывает собравшимся, что умирает.

Эту постановку можно было бы смело предварить подзаголовком "Она хохотала", поскольку Земфира постоянно хохочет - независимо от того, бьют ли её по лицу, объясняется ли она с мужем, предаётся ли страсти с юным любовником, выслушивает скорбные повествования своего отца или, наконец, получает удар ножом в живот. "Мужья! Идите над рекой могилы свежие копать, а жёны скорбной чередой все в очи мёртвых целовать", - говорит Старая цыганка в финале. Однако цыгане уносят лишь труп Молодого цыгана, а Земфира остаётся лежать на сцене.

Поскольку я был за рулём и исконно русский способ постижения смысла "режиссёрского замысла" мне был противопоказан, в антракте я прикупил буклет - это ныне очень модная штучка среди глубокомысленных режиссёров, в которой они разъясняют простому зрителю масштаб своих откровений и всю высоту полёта собственной мысли. Открыв, я начал читать те вдумчивости, что насуслили зрителю Мариуш Трелиньский и Пётр Грущиньский - "литературный консультант и оперный драматург" режиссёра: "Земфира отлично знает правила игры и сознает, чем она рискует, начиная роман с молодым цыганом…" - так, замечательно; кто бы сомневался. Что ещё? "История Земфиры показывает неразрешимый парадокс взаимных обусловленностей между любовью и свободой". Тоже хорошо; косноязычно, правда, но зато свежо, ново и оригинально. А где же смысл? А, вот - нашёл: "Земфира умирает, до конца издеваясь над Алеко, который вёл себя как самец и поступил не по-мужски". М-да. Непонятно. Видимо, "по-мужски" - это отправить жену с молодым любовником в месячный вояж на Кипр. А вот и ещё одна разгадка: "Тело Земфиры лежит, не замечаемое никем, как падаль". Здорово, конечно - но при чём здесь опера Рахманинова?..

Впрочем, и к опере "Иоланта" всё, что происходило далее, имело ну очень опосредованное отношение. Действо начинается с видеопроекции в стиле известной телепередачи "В мире животных": во время исполнения интродукции по марлевому занавесу резво носится в разные стороны какая-то антилопа гну. Затем её, похоже, убивает охотник - и марлю поднимают. (Позже, по ходу спектакля, тушку антилопы с перерезанным горлом ни к селу, ни к городу опустят на верёвке из-под потолка на сцену). "Красивый сад с роскошной растительностью. Павильон в готическом вкусе. В глубине - стена с маленькой входной дверью, скрытой растениями. Кусты цветущих роз на авансцене. Плодовые деревья. Четыре музыканта играют. Иоланта собирает плоды, ощупью ища их на деревьях. Бригитта, Лаура и несколько прислужниц подставляют ей ветви со спелыми плодами. Марта держит корзину, куда Иоланта кладет их. Ее движения становятся медленными, и, наконец, понуря голову, она опускает руки", - написал Модест Чайковский в либретто; то же - и у его брата в музыке. Ан нет, не угадали! - "В пустой, убогой комнате - одинокая Иоланта", пишет Трелиньский в своём синопсисе, и мы видим на сцене некий куб без трёх стенок (по ходу действия он будет периодически вращаться, радуя требовательный слух меломанов нежным скрипом и весёлым потрескиванием).

Дальше впечатление дурдома усиливается. Со словами "Вот тебе лютики, вот васильки, вот мимозы, вот и розы, и левкоя цветки" подруги Иоланты, наряженные сёстрами милосердия, устраивают нечто вроде эротических упражнений у ложа дочери короля (куда они её уложили, предварительно напялив на неё некий микст белого халата и смирительной рубашки). Альмерик, оруженосец короля, появляется на сцене, исполняя нелепейшие ужимки и выверты; он влечёт в руке тощий портфель, обряжен в совершенно дурацкий костюмчик и выглядит точь-в-точь как гнусный бюрократ, сошедший с карикатуры журнала "Крокодил" (напомню, согласно композитору и либреттисту, действие происходит в горах южной Франции в XV веке). Иоланта же всё время валяется в кровати строго по центру куба. И лишь когда появляется Король в сопровождении лекаря Эбн-Хакиа, девушка вскакивает и прячется за дверью. "Где она? Ее я должен видеть!" - говорит лекарь. - "Она теперь заснула, утомясь от зноя и прогулки" - врёт Марта на голубом глазу. "Что ж, тем лучше, я осмотреть ее во сне могу удобнее", - говорит доктор и они выходят в дверь: Иоланта остаётся в комнате.

Роберт и Водемон почему-то появляются в спортивных костюмах и с лыжами; "Я вижу рай средь диких скал!" - возглашает второй, оглядев ободранную сцену с кубом. Знаменитое ариозо "Кто сможет сравниться с Матильдой моей" Роберт исполняет, ежесекундно прикладываясь к карманной фляге. "В ней все опьяняет, и жжет как вино!" - заканчивает он и поспешно уносится за угол - а вскоре появляется снова, застёгивая штаны и вытирая об них руки.

"Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему", - утверждал классик. Возможно, оно и так - однако к миру современной оперной режиссуры куда больше подходит утверждение Довлатова: "Все талантливые люди пишут разно, все бездарные люди пишут одинаково и даже одним почерком". И действительно: подобными помойками с сетчатым забором, как в "Алеко", оснащены все мельчайшие оперные театры Германии, где в таких декорациях режиссёры-"модернисты" ставят всё - от мюзикла "Чикаго" и "Онегина" до "Дон Карлоса" или "Свадьбы Фигаро". Вращающийся куб отсылает нас к постановке "Макбета" в Ла Скала Грэмом Виком, а его обжитое пространство - к "Риголетто" Дэвида Паунтни. Ручные фонари в руках персонажей "Иоланты", чёрно-белое оформление сцены и фьюжн психбольницы со станцией скорой помощи, кажется, прямиком пришли в Мариинский театр со сцены Амстердамской оперы из "Иоланты" 2004 года режиссёра Иво ванн Хове. Просто раньше мы резко критиковали такие, с позволения сказать, режиссёрские "откровения", а теперь вот с подачи "худруков-менеджеров", которые искусство измеряют маркетингом, и мы сами начали лепить одноразовые и откровенно бездарные постановки. Впрочем, продукция эта сделана "в доле" с фестивалем в Баден-Бадене - отсюда и Трелиньский (отечественный "переосмыслитель" всяко бы обошёлся дешевле), и глумление над музыкой, и типично германская похабщина на сцене.

Кстати, о музыке: "не нравится постановка - закрой глаза и слушай", как часто шутят операманы, основываясь на горьком опыте. И тут мы подошли к самой печальной странице нашего повествования: дирижёр Павел Смелков в "Алеко", казалось, просто спал - настолько размазаны были все темпы; оркестр играл, как ансамбль на танцах в парке культуры и отдыха, а хор, в свою очередь, чудовищно "разъезжался" с оркестром. Женская часть хора звучала, как встреченные Остапом Бендером во 2-м доме Старсобеса седенькие старушки в платьях из наидешевейшего туальденора мышиного цвета, которые что-то пели, напряженно вытянув сухие шеи. Мужская же группа пела, как хор МВД на второй день после недельной рыбалки. А если бы вы действительно закрыли глаза, то решили, что Сергей Семишкур (Молодой цыган) весь спектакль болтался в петле на виселице, пытаясь при этом выкрикивать рубленые стихотворные строфы Маяковского. У исполнительницы партии Земфиры Вероники Джиоевой из всего диапазона были хорошо слышны всего несколько нот: "проглоченные" куда-то в затылок, прижатые и плоские, радости слушателю они не несли. Как только г-жа Джиоева начинала петь, мне хотелось воскликнуть вслед за Алеко: "Молчи! Мне пенье надоело, я диких песен не люблю".

На уровне столичного театра выступили только Сергей Алексашкин (Старый цыган) и Эдем Умеров в заглавной роли: великолепное пение, шикарные голоса и максимально возможное создание достоверного образа среди режиссёрского "беспредела".

Под стать им был и Александр Гергалов (Эбн-Хакиа в "Иоланте"), хотя в этой опере можно было наблюдать чудовищный miscasting, то есть явные ошибки в назначении солистов на роли: по-хорошему обладатель яркого лирического баритона Гергалов, несомненно, должен бы был петь Роберта, а исполнявшему эту партию Владиславу Сулимскому необходимо занять почётное место солиста хора: для его "серого" тембра голоса это - потолок. Певший Водемона г-н Скороходов - очень выразительный характерный тенор, которому не стоит выходить за круг таких ролей, как гудошник Ерошка, стрелец Кузька, Чекалинский и Юродивый. "В утешение" меломанам басу Михаилу Киту удалось создать могучий и скульптурный образ исполненного благородства Короля Рене.

Занятая в заглавной роли Ирина Матаева сценически была довольно убедительна - однако её голос, прекрасно подходящий для опер Моцарта и композиторов эпохи барокко, для Иоланты откровенно маловат. Более того, слишком "крепкими" партиями она так расшатала свой вокальный аппарат, что надтреснутые и визгливые ноты в верхнем участке диапазона звучат просто душераздирающе, а пока ещё звучащий на центре голос вот-вот истает.

Оркестр в "Иоланте" также играл безо всякого намёка на драйв и на нормальные темпы, да и мало походил на оркестр вообще: как будто впервые собравшиеся вместе музыканты решили сыграть оперу "с листа".

Единственный раз режиссёр вспоминает в своём пояснительном буклете о Чайковском, который - согласно Трелиньскому - "совершил странное самоубийство: стакан воды с бациллами холеры решил вопрос". Среди выходившей после премьеры из театра публики то тут, то там можно было услышать вздохи смутного сожаления о том, что "вопрос" с постановщиком "Алеко" и "Иоланты" не был решён подобным образом.

© Кирилл Веселаго, 2009


При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить создателей сайта в известность. Материал был опубликован в журнале "Город 812"

 

Если ваша жизнь непременно связана с музыкой, если вы не можете ни единого дня провести без любимых композиций, тогда наш интернет-портал создан для вас. У нас вы сможете найти самые свежие музыкальные новинки и уже излюбленные композиции, почитать интереснейшие обзоры музыкального рынка и актуальные новости, посмотреть фотоотчеты, интервью с музыкантами и рецензии на релизы. Кроме того, мы постоянно совершенствуемся и будем благодарны, если наша работа не пройдет мимо вас.