Кащей бессмертный погиб. В Мариинке

"Ох, спёрло дух, заныли кости, рука дрожит, в глазах круги!"
- В Мариинке-3 благополучно погубили Кащея.

C наступлением весны в Мариинском театре поставили "осеннюю сказочку" - именно так Николай Римский-Корсаков назвал в подзаголовке свою оперу "Кащей бессмертный". Точнее, не в Мариинке, а в концертном зале театра, да и не поставили вовсе: в афише это стыдливо названо "полупоставленное исполнение" (калька с английского театрального термина semi-staged), но в нашем случае правильнее бы было назвать это "недопостановкой".

Судите сами - вот то, что указал композитор в партитуре своей сказочки: "На переднем плане небольшой, причудливый терем Кащея с крыльцом и лесенкой. На крыше филин со светящимися глазами. Над входом висят гусли-самогуды. К терему прилегает небольшая вышка. Частокол, колья которого, за исключением одного, усажены черепами. На заднем плане обрисовываются скалы, покрытые мхом, образующие как бы стену царства Кащея. Часть стены, незаметно для зрителя, представляет из себя ворота… Тридесятое царство. Скалистый берег острова. Безбрежное синее море. Отблеск луны падает на воду. На переднем плане волшебный, чарующий сад и таинственный терем Кащеевны. Терем окружён кустами ярко пылающих красных маков и бледно-лиловой белены. Кащеевна выходит из терема. На ней меч, в руках она держит кубок… Ворота распахиваются. Открывается широкий вид на поляну, освещённую солнцем, покрытую весенней, свежей нежной зеленью и цветами. В царстве Кащея деревья и кусты зеленеют и заслоняют ветвями частокол. Небо ясно-голубое. Всё озаряется сиянием весеннего солнца".

А теперь представьте себе голую деревянную сцену (на которой разбросаны, судя по всему, скудные остатки от декораций постановки "Кащея" на основной сцене в 90-е годы прошлого века); нет ни занавеса, ни кулис, и ни малейшего намёка на Deus ex machina, который просто необходим в сказочных операх - хотя бы для того, чтобы Кащеевна, в согласии с замыслом композитора, эффектно превратилась в плакучую иву.

Конечно, голая сцена, два-три предмета - это то, что нужно для экспериментального театра, для современных постановок, в которых основной упор сделан на личности актёров, на их сценическое мастерство. Однако "в наших академиях этому не учат": и Оксана Шилова (Царевна Ненаглядная краса), и Наталья Евстафьева (Кащеевна) - солистки академии молодых певцов Мариинского театра. Обе ведут себя на сцене ещё более робко и неуклюже, чем застенчивый первоклашка, которого неожиданно выпихнули к ёлке и поставили на табуретку, чтобы он прочёл стишок подвыпившему Деду-Морозу. Хотя Наталья Евстафьева успела три года поработать в Малом оперном театре, а Оксана Шилова до зачисления в труппу пребывала в упомянутой академии добрых семь лет. У обеих - всё те же недостатки, ставшие уже "фирменным знаком" академии молодых певцов Мариинки: жуткая "каша во рту" вместо дикции и состарившиеся, изношенные голоса - а ведь обеим солисткам ещё ох как далеко до пенсии! Перефразируя знаменитую фразу Жванецкого, так и хочется спросить: может, в Академии что изменить?

У г-жи Шиловой голос "снят с дыхания", он качается на середине и тремолирует в верхнем участке диапазона. А у г-жи Евстафьевой просто откровенно отсутствует нижняя часть регистра - именно те ноты, что так нужны в партии Кащеевны.

Возвращаясь к собственно "полупостановке", справедливости ради необходимо сказать, что нельзя всю ответственность за "вампучность" происходившего складывать только на плечи солисток: режиссура Кристины Лариной была не только беспомощна, но часто и откровенно карикатурна. Её имя ничего не говорит любителю музыкального театра, зато много говорит сотрудникам Мариинки: г-жа Ларина - родственница В. Лупачёва, в прошлом - оркестрового музыканта, затем - заместителя директора театра, а ныне - "руководителя управления по развитию театра и реализации инновационных программ". Увы, на этом все профессиональные достоинства г-жи Лариной и заканчиваются: "работа" хора (в некоторых местах хористы начинают раскачиваться, как распевающие народные песни подвыпившие посетители баварской пивной) или сцена Кащеевны с мечом более уместны в цирковой клоунской репризе - в зале они вызывали лишь смех.

Только опытный Александр Гергалов (Иван-королевич) вел себя на сцене адекватно и естественно: это и понятно, он и не таких режиссёров видывал! В вокальном плане г-н Гергалов тоже был выше всяких похвал: он великолепно спел свою арию, в которую Римский-Корсаков зачем-то втемяшил высокий "ля-бемоль"; его голос звучал свежо и ярко, а дикция была безупречной. Чуть хуже в плане дикции, но безо всяких проблем в вокальном плане выступил бас Михаил Колелишвили (Буря-богатырь).

Кстати, последнего в программке почему-то окрестили Григорием Карасёвым (этот бас тоже пел Бурю-богатыря, но на две недели раньше). Кроме того, в программке фигурировали какие-то "жрецы, рабы и свита" - это было очень странно, если учесть, что у Кащея в действительности наличествовало лишь несколько слуг.

Выступивший в заглавной роли Андрей Зорин (тоже "академист") оставил наиболее тягостное впечатление. У него резкий и неприятный характерный голос - что, в общем, хорошо подходит к данной роли. Но он не пел, а декламировал, лишь иногда выкрикивая верхние ноты. На сцене он зажат, "дирижирует" себе всем телом - но всё равно порой промахивается мимо нот.

Оркестр под управлением Михаила Татарникова звучал мягко и слаженно, однако дирижёру не хватало большей координации "ямы" с певцами. Немногочисленные ансамбли также не оставили впечатления тщательной подготовки.

Перед началом спектакля со вступительным словом выступил заслуженный деятель искусств России Леонид Гаккель. Он почему-то вышел без микрофона - и весь его краткий спич в лучшем случае был слышен только оркестру. "Мама, это что, Кащей?" - спросил какой-то мальчик в соседнем ряду. Услышав отрицательный ответ, он мгновенно потерял к происходившему всякий интерес.

В заключение хотелось бы задаться вопросом: может ли рассчитывать на успех "полу-постановка" оперы-сказки, априорно рассчитанная на средства и возможности ТЕАТРА, данная в концертном зале, не приспособленном для театральных нужд? Невольно вспоминается бессмертный булгаковский Филипп Филиппович: "Я сторонник разделения труда. В Большом пусть поют, а я буду оперировать. Вот и хорошо. И никаких разрух..."

© Кирилл Веселаго 


При перепечатке просьба ссылаться на источник и ставить создателей сайта в известность. Статья была опубликована в петербургском издании "Фонтанка.ру".