"Электра": фото на паспорт

Шестого мая в Мариинском театре прошла очередная оперная премьера: "Электра" Рихарда Штрауса. Первым и до сей поры последним постановщиком "Электры" в Мариинском театре был Всеволод Мейерхольд, поставивший её в 1913 году в содружестве с художником А. Головиным.

Гуго фон Гофмансталь, плодотворно сотрудничавший со Штраусом, в основу либретто положил свою же пьесу по трагедии Софокла "Электра": она с минимальными изменениями воплощена в музыке одноактной оперы. Поэтому я не буду пересказывать вам краткое содержание оперы: во-вторых, этим занимаются те критики, кому после спектакля больше нечего сказать, а во-первых - потому, что мой редактор всё равно выкидывает из рецензий те места, где я, на его взгляд, слишком уж умничаю. А с редактором, как известно, не поспоришь.

Так что я буду краток и замечу лишь, что Гофмансталь и Штраус создали мир даже более мрачный, чем в трагедии Софокла, и кровавая месть Электры матери и её любовнику Эгисту за убийство своего отца Агамемнона воплощены Штраусом с огромной выразительной силой и яркостью. Характерная деталь: спустя три года после премьеры оперы (в 1909 году) Карл Юнг ввёл в обиход термин "комплекс Электры". Соавторы хотели "противопоставить эту демоническую, исступленную Элладу VI века… гуманизму Гете". Принято говорить, что в "Электре" Штраус предвосхитил тот экспрессионизм, который позднее так ярко воплотился, например, в "Воццеке" Альбана Берга. Другое дело, что Штраус "всех обманул" и после "Электры" создал абсолютно моцартианские по стилю и духу "Кавалера розы" и "Женщину без тени" - однако это уже совсем другая история.

Действие оперы относится к эпохе Троянской войны и происходит в Микенах. Нынешний постановщик "Электры" - британец Джонатан Кент (в багаже которого, как ныне водится, по большей части драматические спектакли), разумеется, перенёс действие невесть куда: пол богатого дворянского венского дома вознесён над сценой как бы на второй "этаж", а планшет сцены - это подвал, куда ведёт неожиданно проломанный пол в центре холла. В подвале, заваленном всяким чердачным хламом (офисные кресла, деревянные стулья пятидесятых годов, ржавый капот от "Жигулей", и так далее), и обитает Электра. Она облачена в (почему-то неизбежные для постановок Мариинки последних лет) треники красного цвета и ношеную стройбатовскую робу, а отца вспоминает, проецируя слайды на простынь в углу. "Мы поместили спектакль в современную Штраусу эпоху модерна, - так охарактеризовал свои и художника-постановщика Пола Брауна труды сам режиссёр. - Мы хотели сохранить мифический статус сюжета оперы и в то же время взглянуть на неё глазами современного зрителя со всей многоплановостью его восприятия".
Вот спасибо, а то бы мы, конечно, не поняли. Нынешнему тупому зрителю обязательно нужен бордель в "Травиате" и сумасшедший дом в "Пиковой даме", это всем известно.

Из исполнителей приятно порадовали Млада Худолей (Хризотемида) и Эдуард Цанга (Орест). Не производящий большого впечатления в итальянском репертуаре голос г-жи Худолей оказался в этой партии очень "на месте"; даже некоторые интонационные погрешности, вызванные форсировкой голоса, были случайными и впечатления не испортили. Пение бас-баритона Эдуарда Цанги выгодно отличали превосходная дикция, хороший немецкий язык и редкая для молодёжи Мариинки вокальная культура. С ролью Клитемнестры справилась (но пожалуй, не более того) меццо-сопрано Елена Витман: голосу её пока не достаёт "мяса", а сценическим манерам - добротной актёрской "наглости". Надо надеяться, что всё это у неё ещё впереди.

Однако героиней вечера, бесспорно, стала исполнительница заглавной роли Лариса Гоголевская: хотя в начале оперы и возникло впечатление некоторого вокального дискомфорта у певицы, она очень быстро распелась и блестяще справилась с одной из самых труднейших партий сопрано в мировом репертуаре.

Штраус воплотил в оркестровке "Электры" ставшие его "визитной карточкой" чудеса изобразительности и изобретательности; состав оркестра настолько велик, что ударные пришлось "вынуть" из оркестровой ямы и разместить в ложах над оркестром. Но мастер добивался не массивности оркестрового звука, а необычайной многокрасочности: огромный оркестр служит композитору прихотливой палитрой, позволяющей воплотить не только вой ветра или другие "звуковые эффекты", но и тончайшие движения души. Штраус писал, что "Электра", прежде всего, "сообщает эмоцию". Дирижёрам он советовал: "Дирижируй "Саломеей" и "Электрой", будто музыкой эльфов Мендельсона".

Разумеется, Валерий Гергиев всё сделал наоборот: оркестр звучал тяжело, массивно и громко. Благодаря мастерству оркестрантов отдельные голоса и темы (почти серийные по технике) не терялись в общем звучании, но - благодаря воле дирижёра - были в равной степени крикливы и лишены нюансов. Вознесённый на несколько метров над сценой "пол", казалось, только подчёркивал пропасть между оркестром и вокалистами - увлечённый партитурой маэстро головы не поднимал, предоставив певцов самим себе.

Знатокам и любителям Штрауса я не посоветую ходить на премьеру в Мариинку: если у вас на слуху записи Кляйбера или Шолти, то эту музыку вы просто не узнаете. Если же вы совсем не знакомы с этой оперой, то не посоветую тем более: вряд ли возможно получить хоть сколько-нибудь ценное представление о картине крутого колориста-импрессиониста по нечёткой чёрно-белой фотографии.

© Кирилл Веселаго